Он опустил голову.
– Хотя бы я один стоял на своём, – доложил Янко, – не уступлю, буду протестовать.
– Я с вами, протестовать буду, – добавил старичок, – но без гнева, так, как меня видите… спокойно! Пылкость даже в добром – зло, потому что ослепляет. Её нужно всегда остерегаться.
Говоря это, маленький человечек соскользнул с лавки, руками обнял ксендза Янко, и потопал к двери выглянуть, ждёт ли его слуга с фонариком.
Каноник ходил ещё по капитульной комнате, не в состоянии успокоиться. Мерил её большими шагами, разговаривал сам с собой, вздрагивал, издевтельски смеялся, когда из сеней послышались шаги, какой-то вопрос, живо повторённый, и в капитулярий поспешно влетел ксендз каноник Шчепан.
– Я вас ищу, брат, – отозвался он с порога.
Тот поднял голову и измерил его глазами с выражением нескрываемого презрения.
– Вы ещё не нашумелись? – прибавил первый.
Ксендз Янко не отвечал.
– Я вернулся специально, чтобы поговорить с вами, – продолжал он дальше. – Ваше сопротивление против выбора Павла бессмысленно, а поставите против себя человека, который не простит никогда. Я советую вам, потому что вас уважаю. Не хотите голосовать? Имеете сомнения в совести, устранитесь.
– Как раз эта совесть стоять мне приказывает! – ответил гордо ксендз Янко.
– Не сделаете ничего…
– Но исполню долг, – начал, разогреваясь, ксендз Янко. – Ксендз Шчепан! Имеете Бога в сердце, помните святых предшественников, что сидели в этой столице, не ведите на неё человека, которому вы охмисторство которого дома не доверили бы. Вы знаете, каков он! Собаки ему дороже людей!
Холостую жизнь вёл с наложницами, которых до сегодняшнего дня держит. Убийца, насильник, пьяница, мститель! А вы хотите его поставить на той кафедре рядом с самым старшим священником, врагом которого он является.
– Именно потому, что он его враг! Вы догадались, – прервал Шчепан, – Князь Болеслав – набожный, чистых обычаев, но слабый, непутёвый. Нам здесь иного нужно.
Тут он задержался.
– Ranae regem petentes! – иронично и горько рассмеялся ксендз Янко.
Схватил шапку с лавки и хотел уходить, когда ксендз Шчепан его задержал.
– Отец! Это ваше последнее слово?
– Двух их никогда не имел! Первое моё есть всегда последним! – отпарировал сухо ксендз Янко.