Стременчик

Чех был так раздражён, что обычно довольно молчаливый и неоткровенный, он начал выдавать навязчивые мысли и беспокойство.

– В самом деле, – сказал он потихоньку товарищу – теперь и я почти утверждаю с графом Фридрихом, что и им, и императрице угрожает опасность. Не случайно император захотел покинуть Прагу! Не случайно! Чувствовал, что в ней было ему опасно! Вы слышали эти крики? Глупый народ. Желая показать свою любовь к нашей пани, он нанёс ей вред; кто знает, какие последствия он может иметь! Император не простит своей обиды. Ей кричали: «Живёт и слава!», а ему:

«Погибель и проклятие!» Я смотрел сбоку на его облик… он был неподвижен как маска, каменный, но глаза метали молнии. Беда нам! Беда нам!

Грегор из Санока был не робкого десятка, но слова эти его встревожили за исход посольства. Он знал, что, несомненно, успешный его результат зависел от успеха императрицы и её лагеря.

– Что же императрице может угрожать? – спросил он Бедрика.

Чех поднял очи горе.

– Не знаю, угадать трудно, но я очень боюсь. В Праге у неё были защитники, тут их уже нет будет. Поглядите на кортеж Сигизмунда и нашу группу.

Процессия в каком-то зловещем молчании тянулась дальше к Знайму.

Там Бедрик забежал в хату, в которой они остановились с Грегором, наперёд ему объявив, что цезаря дальше уже живым не понесут; лекари объявили, что час смерти приближался.

Едва он имел время шепнуть о том Грегору, когда вбежал бледный, с заломленными руками каморник императрицы. По его лицу Бедрик заключил, что Сигизмунд, пожалуй, скончался, но юноша крикнул:

– Нашу императрицу отвели под стражей в замковую башню, в узилище…

Случился ужасный переполох, Бедрик выбежал как безумный.

Если бы эта дивная новость оправдалась, Грегору не осталось бы ничего другого, как думать о собственной безопасности и бежать.

Было явным, что проекты заключённой пани были прямо противоположны воле умирающего. У магистра Грегора были к ней письма, она была в сношениях с королевой Сонькой, привезённое письмо могли найти и тогда ему угрожала тюрьма…

В первые минуты он не знал ещё, ждать ли Бедрика, или справляться собственными силами, но хотел дождаться подтверждения новости, которая казалась ему ещё невероятной.

Жребий императрицы могли разделить её придворные и все, что были в её свите, поэтому Грегору казалось безопасней немного от неё удалиться и искать менее подозрительного пристанища в толпе, которая наполняла город.

Никто не обращал на него внимания. Бедрик не возвращался, поэтому он мог вывести своего коня и, ведя его за собой, уйти к рынку и встать сбоку, как путник не принадлежащий ни к одному из дворов.

Он тут же так удачно это проделал, что ничьих глаз на себя не обратил. На рынке уже не было сомнений, что произошло что-то неожиданное и тревожное. Часть императорского отряда села на коней и пустилась в погоню.

Люди, стоящие у домов, рассказывали друг другу, что прежде чем императрицу заключили под стражу, оба графа Цели, предчувствуя опасность, какая им угрожала, во время путешествия обменялись доспехами и одеждой со своими придворными, а сами, надев первую попавшуюся одежду, сбежали.

За ними была отправлена погоня.