Каждый шаг на этом долгом пути развития может стать местом фиксации, любой стык в этом запутанном переплетении может оказаться поводом к расстройству сексуального влечения, как это было показано на множестве примеров. Остается еще перечислить различные факторы, внутренние и внешние, которые мешают развитию, и указать, в каком месте упомянутого механизма они могут вызвать нарушения. Разумеется, эти факторы между собой неравноценны, и мы должны быть готовы к затруднениям при установлении их соответствующей значимости.
Первым, безусловно, надлежит назвать врожденное разнообразие сексуальной конституции, которое, быть может, имеет решающее значение, но о котором, конечно, возможно делать выводы только по его более поздним проявлениям, да и то не всегда с полной уверенностью. Мы понимаем под этим разнообразием преобладание того или другого источника сексуального возбуждения и полагаем, что такое различие предрасположенностей в любом случае должно выражаться в конечном результате, даже оставаясь в пределах нормы. Несомненно, допустимы и такие вариации первоначальных предрасположенностей, которые неизбежно и без дальнейшего содействия других факторов должны вести к ненормальной сексуальной жизни. Их можно назвать «дегенеративными» и рассматривать как выражение наследственного вырождения. В связи с этим я должен отметить удивительный факт: более чем у половины пациентов с тяжелыми неврозами навязчивых состояний, истерией и т. д. я при психотерапевтическом лечении сумел достоверно выявить перенесенный до брака сифилис у их отцов, будь то сухотка спинного мозга, прогрессивный паралич или другое установленное в анамнезе сифилитическое заболевание. Особо подчеркиваю, что дети, ставшие впоследствии невротиками, не имели никаких телесных признаков наследственного сифилиса, и поэтому аномальную сексуальную конституцию нужно рассматривать как отголосок сифилитического наследия. Я чрезвычайно далек от того, чтобы трактовать происхождение от родителей-сифилитиков как постоянное или необходимое этиологическое условие невропатической конституции, но мне все же кажется, что обнаруженное совпадение не является случайным и не лишено значения.
Наследственные условия в случаях позитивных перверсий известны намного хуже, поскольку такие люди умело уклоняются от расспросов. Но все-таки есть основания полагать, что для перверсий верно то, о чем говорилось применительно к неврозам. Нередко в одной семье перверсия и психоневроз распределяются таким образом между полами, что члены семьи мужского пола (или один из них) будут позитивно извращенными, а домочадцы женского пола – соответственно присущей женщинам склонности к вытеснению – негативно извращенными, то есть истеричными. Это надежное доказательство выявленной нами сущностной связи между обоими расстройствами психики.
С другой стороны, невозможно принять ту точку зрения, будто форма, которую в конце концов обретет сексуальная жизнь, однозначно предопределяется раз и навсегда зачатками различных элементов сексуальной конституции. Напротив, процесс детерминации продолжается, открываются дальнейшие возможности, обусловленные теми сексуальными течениями, которые возникают из отдельных источников. Эти дальнейшие изменения выступают, очевидно, окончательным определяющим фактором, а конституция, описываемая как одинаковая, может вести к трем разным результатам.
Если все отношения между различными предрасположенностями сохраняются (эту пропорцию мы считаем аномальной) и даже укрепляются по мере полового созревания, то конечным результатом может быть только извращенная сексуальная жизнь. Анализ таких ненормальных конституциональных предрасположенностей пока проработан неглубоко, однако нам уже известны случаи, которые легко объяснить на основании подобных умозаключений. К примеру, специалисты утверждают, что необходимым условием целого ряда перверсных фиксаций является врожденная слабость сексуального влечения. В этой форме данное утверждение кажется мне несостоятельным, но оно приобретает смысл, если в нем подразумевается конституциональная слабость единичного элемента сексуального влечения, а именно – генитальной зоны, которая впоследствии принимает на себя задачу объединения разрозненных сторон сексуальной деятельности ради продолжения рода. Если генитальная зона ослаблена, эта комбинация сторон, обычно складывающаяся в пубертате, не возникает вовсе, и сильнейший из прочих элементов сексуальности проявляет себя как перверсия[118].
Другой результат получается, если в ходе развития некоторые элементы, наделенные особо сильными предрасположенностями, подвергаются процессу вытеснения (каковой – на этом нужно настаивать – отнюдь не тождественен упразднению). Если так происходит, соответствующие возбуждения вызываются прежним образом, но психическое сдерживание мешает им достигать цели, и они перенаправляются в разнообразные другие пути, находя выражение в качестве симптомов. Следствием этого может оказаться почти нормальная половая жизнь (пусть обыкновенно все-таки с ограничениями), дополненная психоневротическим заболеванием. Именно эти случаи сделались хорошо нам известными благодаря психоаналитическому исследованию невротиков. Сексуальная жизнь таких людей начинается сходно с жизнью извращенных, значительная часть их детства заполнена перверсной сексуальной деятельностью, и последняя порой длится далеко за пределами созревания; далее происходит инверсия вытеснения, обусловленная внутренними причинами (по большей части до пубертата, а в отдельных случаях намного позже), и отныне место перверсии занимает невроз – при сохранении прежних побуждений. Невольно вспоминается поговорка: «В юности потаскуха, в старости святоша», вот только укажем, что юность проходит здесь слишком быстро. Эта замена перверсии неврозом в жизни одного и того же человека, как и отмеченное выше распределение перверсий и неврозов внутри одной семьи, подкрепляет тезис о том, что невроз – это негатив перверсии.
Третий результат аномальной конституциональной предрасположенности становится возможным благодаря процессу сублимации, когда чрезмерно сильные возбуждения, происходящие из конкретных источников сексуальности, находят себе выход и применение в других областях. В итоге наблюдается существенное повышение психической полезности с опорой на предрасположенности, сами по себе как будто опасные. Здесь мы выявляем один из источников художественной деятельности; в зависимости от того, будет такая сублимация полной или неполной, характерологический анализ высокоодаренных людей, в особенности тех, кто наделен художественными задатками, может обнажить различное соотношение элементов пользы, перверсии и невроза. Разновидностью сублимации выступает подавление посредством формирования реакций, которое, как мы видели, зарождается в латентный период в детстве, а далее, в благоприятных случаях, продолжается всю жизнь. Явление, которое мы называем «характером» человека, во многом складывается из материала сексуальных возбуждений и включает в себя влечения, усвоенные с детства, а также устремления, обусловленные сублимацией, и прочие, призванные обуздывать те извращенные побуждения, которые признаются неприемлемыми[119]. Значит, обобщенно перверсную сексуальную предрасположенность детства можно трактовать как источник целого ряда наших добродетелей, насколько она, посредством формирования реакций, стимулирует развитие последних[120].
Никакие другие влияния на ход сексуального развития не могут сравниться по своей значимости с высвобождениями сексуальности, волнами вытеснения и сублимациями, причем внутренние условия двух последних процессов нам совершенно неизвестны. Конечно, возможно относить вытеснения и сублимации к конституциональным предрасположенностям и видеть в них жизненные проявления этих задатков, утверждая, что конечная форма сексуальной жизни определяется в первую очередь врожденной конституцией. Но ни один здравомыслящий человек не станет оспаривать того обстоятельства, что в таком взаимодействии факторов остается место для внешнего воздействия случайных переживаний, будь то в детские годы или позже. Не так-то просто оценить степень влияния конституциональных и акцидентных факторов в их отношении друг к другу. В теории мы всегда склонны переоценивать значение первых, а терапевтическая практика неизменно подчеркивает важность вторых. Ни в коем случае не следует забывать, однако, что между этими факторами наличествует кооперация, а не взаимное отталкивание. Конституциональные факторы дожидаются случая проявить себя в жизни, а акцидентным факторам требуется определенная конституция, чтобы оказать свое действие. В большинстве случаев вполне можно вообразить так называемый дополняющий ряд, в котором снижение интенсивности одного фактора уравновешивается повышением интенсивности другого; но нет причин отрицать существование крайних случаев на концах ряда.
Пожалуй, мы приблизимся вплотную к психоаналитическому исследованию, если среди акцидентных факторов отведем особое место впечатлениям, полученным в раннем детстве. Тогда единая этиологическая последовательность разделится надвое, и эти новые ряды можно обозначить соответственно как предрасполагающий и окончательный. В первом взаимодействуют конституция и акцидентные переживания детства, а во втором предрасположенности сочетаются с более поздними травматическими переживаниями. Все факторы, нарушающие сексуальное развитие, проявляют себя в том, что вызывают регрессию, возвращение к прежним стадиям развития.
Продолжим далее перечислять факторы, которые, как мы теперь знаем, оказывают влияние на сексуальное развитие, будь то как побудительные силы или просто как их проявления.
Другим таким фактором является спонтанная ранняя сексуальная зрелость, которую можно достоверно доказать, по крайней мере, в этиологии неврозов и иных проявлений, хотя сама по себе она не может служить достаточной причиной и поводом. Она выражается в прерывании, сокращении или прекращении инфантильного латентного периода и становится причиной расстройств, вызывая сексуальные проявления, которые в силу неполноты сексуальных запретов, с одной стороны, и в силу неразвитости генитальной системы, с другой стороны, должны представляться как перверсии. Эти склонности к перверсиям могут оставаться таковыми впредь – или же, после вытеснения, превращаться в невротические симптомы. Во всех случаях ранняя сексуальная зрелость затрудняет желательное в дальнейшем господство над сексуальным влечением со стороны высших душевных побуждений, она усиливает навязчивость, которая и без того свойственна психическим проявлениям влечения. Зачастую ранняя сексуальная зрелость сопровождается преждевременным интеллектуальным развитием, и ее можно обнаружить в истории детства многих людей, хорошо известных и признанных наиполезнейшими членами общества; как кажется, у них она не действует столь же патогенно, как в тех случаях, когда проявляется изолированно[121].
Наряду с ранней зрелостью и прочие факторы, которые можно отнести к временным, тоже необходимо учитывать. По-видимому, последовательность, в которой начинают действовать отдельные элементы влечения, определяется филогенетически, как и длительность их проявлений до возникновения новых побуждений или до какого-то типичного вытеснения. Впрочем, в этой временной последовательности и в ее продолжительности возникают, по-видимому, вариации, которые оказывают определяющее влияние на конечный результат. Не может быть безразлично, появляется ли какой-то элемент раньше или позже, чем ему противоположный, ибо воздействие вытеснения нельзя отменить. Такие временные расхождения в последовательностях элементов неизменно ведут к изменению результатов. С другой стороны, особенно насыщенные элементы влечения нередко проявляются удивительно быстро (достаточно указать на гетеросексуальные привязанности тех, кто впоследствии становится открытыми гомосексуалистами). Нет оснований опасаться того, что устремления, складывающиеся в детском возрасте, будут постоянно преобладать в характере взрослого; совершенно не исключено, что они исчезнут, уступив место своей противоположности (как говорится, «суровые правят недолго»).
В лучшем случае мы способны лишь обозначить направление поиска причин этих временных расхождений в процессе развития. Здесь открывается перспектива целого ряда, пожалуй, биологических и исторических изысканий, к постановке задач для которых мы еще даже не приблизились.
Значение всех ранних сексуальных проявлений возрастает благодаря психическому фактору неизвестного происхождения, который в настоящее время можно описать лишь как «дополнительный» психологический феномен. Я имею в виду повышенную устойчивость (или способность к фиксации) этих впечатлений сексуальной жизни среди людей, которые впоследствии становятся невротиками или извращенными. Те же самые преждевременные сексуальные проявления у других лиц не запечатлеваются столь глубоко, не требуют навязчивого повторения и не предписывают сексуальному влечению пути развития на остаток жизни. Возможно, частичное объяснение этой устойчивости заключается в другом психическом факторе, которым нельзя пренебрегать при рассмотрении причины неврозов. Речь о преобладании в душевной жизни следов воспоминаний над недавними впечатлениями. Этот фактор очевидно зависит от интеллектуального развития, а его значимость возрастает с уровнем личной культуры. Дикарей в противоположность этому обычно описывают как «несчастное дитя мгновения»[122]. Из-за противоречий между культурой и свободным сексуальным развитием, последствия которых легко прослеживаются в нашем образе жизни, сексуальная жизнь ребенка настолько же неважна для понимания поведения взрослого на низших ступенях культуры и развития общества, насколько она значима на ступенях высших.
Почва, подготовленная перечисленными психическими факторами, служит надежным основанием для проявления детской сексуальности под влиянием случая и внешних воздействий. Последние (прежде всего соблазнение другими детьми или взрослыми) дают материал, который при помощи предрасположенностей может закрепиться в форме стойкого расстройства. Значительная часть наблюдаемых впоследствии отклонений от нормальной сексуальной жизни у невротиков и у извращенных людей с самого начала предопределялась впечатлениями детства – периода, якобы свободного от сексуальности. Причины этих отклонений распределяются между предрасположенностью конституции, ранней зрелостью, свойством повышенной устойчивости ранних впечатлений и случайной стимуляцией сексуального влечения в результате постороннего влияния.
Неудовлетворительный вывод, вытекающий из этих исследований расстройства сексуальной жизни, гласит, что мы слишком мало знаем о биологических процессах, выражающих сущность сексуальности, чтобы из разрозненных фактов создать теорию, достаточную для понимания как нормы, так и патологии.
Анализ фобии пятилетнего мальчика
Перевод выполнен по изданию 1924 г., в котором исправлены многочисленные помарки
Введение
На нижеследующих страницах я намерен подробно рассмотреть историю болезни и исцеления крайне юного пациента[123]. Строго говоря, этот случай не наблюдался мною непосредственно. Я руководил лечением в общих чертах и даже один раз лично беседовал с мальчиком, участвуя в разговоре с ним, но само лечение проводилось отцом ребенка, которому я приношу свою искреннюю благодарность за разрешение опубликовать его заметки. Причем составлением заметок заслуги отца не ограничиваются: никто другой, по моему мнению, не сумел бы побудить ребенка к таким признаниям, а без навыков, благодаря которым отец мог истолковывать показания своего пятилетнего сына, никак было не обойтись, иначе технические трудности применения психоанализа к пациенту столь юного возраста остались бы непреодолимыми. Лишь вследствие совмещения в одном человеке родительского и врачебного авторитета, лишь благодаря тому, что в нем сочетались привязанность, забота и научный интерес, стало вообще возможным прибегнуть к методу, который в иных случаях вряд ли мог бы быть применим.