Когда перенос эрогенной раздражимости от клитора во вход во влагалище все-таки происходит, это означает, что женщина приняла новую ведущую зону для последующего полового поведения. У мужчины, с другой стороны, с детства сохраняется в неизменности одна и та же зона. Тот факт, что женщины меняют ведущую эрогенную зону (и это сопровождается всплеском вытеснения в пубертате, когда, так сказать, устраняется инфантильная мужественность), служит основанием большей предрасположенности женщин к неврозам вообще и к истерии в частности. Следовательно, эти детерминанты самым тесным образом связаны с сущностью женственности.
Нахождение объекта
Процессы полового созревания устанавливают примат генитальных зон, а у мужчин пенис обретает способность к эрекции; все это настоятельно указывает на новую сексуальную цель – на проникновение в полость тела, возбуждающее генитальную зону. Одновременно с психической стороны завершается процесс нахождения объекта, подготовка к которому велась с самого раннего детства. Когда первоначальное сексуальное удовлетворение еще было связано с приемом пищи, объект сексуального влечения находился вне собственного тела – в материнской груди. Позднее влечение лишается этого объекта – возможно, как раз когда у ребенка возникает общее представление о человеке, которому принадлежит доставляющий ему удовлетворение орган. Как правило, половое влечение становится аутоэротическим, и только по завершении латентного периода первоначальное отношение восстанавливается. Не без веского основания сосание ребенком груди матери сделалось образцом всех любовных отношений. Поиски объекта – это, по существу, обретение объекта заново[106].
Но даже после отделения сексуальной деятельности от приема пищи, этой важной части первых и наиболее значимых сексуальных отношений, остается то, что готовит к выбору объекта, то есть к восстановлению утраченного счастья. На всем протяжении латентного периода ребенок учится любить других людей, которые помогают ему в его беспомощности и удовлетворяют его потребности в любви, воспроизводя и продолжая отношения младенца с кормилицей. Быть может, кому-то захочется возразить против отождествления привязанности ребенка к тем, кто о нем заботится, с половой любовью, но я полагаю, что более точное психологическое исследование, вне всякого сомнения, сумеет установить это тождество. Общение с человеком, который за ним ухаживает, является для ребенка непрерывным источником сексуального возбуждения и удовлетворяет его эрогенные зоны; последнее тем более верно, что заботится о ребенке, как правило, мать – и она одаривает его чувствами, проистекающими из ее собственной сексуальной жизни (ласкает, целует и убаюкивает, совершенно отчетливо подменяет им полноценный сексуальный объект)[107]. Пожалуй, любая мать ужаснется, если ей разъяснят, что всеми своими нежностями она пробуждает сексуальное влечение ребенка и подготавливает будущую интенсивность этого влечения. Она считает свои действия асексуальными проявлением «чистой» любви, тщательно избегает вызывать в гениталиях ребенка возбуждение больше необходимого при уходе, но, как мы знаем, половое влечение пробуждается не только непосредственным раздражением генитальной зоны. То, что принято называть привязанностью, неминуемо однажды затронет и генитальные зоны. Вдобавок понимай лучше мать ту важную роль, какую влечения играют в душевной жизни, в этических и психических проявлениях, она бы и после таких объяснений не стала себя укорять. Она лишь выполняет материнскую задачу, обучая ребенка любить. В конце концов, он должен вырасти сильным и дельным человеком с живой сексуальной потребностью и осуществить в своей жизни все, к чему подталкивает человека влечение. Верно, что избыток родительской нежности может навредить ребенку, ускорить его сексуальное созревание, а также, через «избалованность», сделать его неспособным в дальнейшей жизни к временному отказу от любви или к умению довольствоваться меньшим ее количеством. Ненасытная жажда родительской нежности – вот один из вернейших признаков будущей нервозности; с другой стороны, именно невропатические родители, в большинстве своем склонные к чрезмерной нежности, чаще всего пробуждают своими ласками предрасположенность ребенка к невротическим заболеваниям. Также этот пример показывает, что у невротических родителей имеются более непосредственные способы передать свое нарушение детям, чем по наследственности.
Сами дети с ранних лет ведут себя так, словно зависимость от других, за ними присматривающих, носит характер сексуальной любви. Первоначально детская тревога есть не что иное, как выражение того факта, что им недостает любимого человека. Потому любого чужака они встречают с тревогой, боятся темноты, в которой не видно любимого человека, и успокаиваются, если в темноте могут взять его за руку. Приписывать всяким страшным сказкам и жутким историям, услышанным от нянь, боязливость детей значит изрядно переоценивать влияние этих басен. Истина состоит в том, что дети, склонные к боязливости, воспринимают только такие истории, которые на других детей никакого впечатления не производят; а к боязливости склонны лишь дети с чрезмерным или преждевременно развитым сексуальным влечением (или у которых это влечение по причине их изнеженности сделалось образом жизни). В итоге ребенок ведет себя, как взрослый, превращая свое либидо в тревогу, ибо неспособен обрести удовлетворение. В свою очередь взрослый, ставший невротиком вследствие неудовлетворенного либидо, ведет себя в своем беспокойстве, как ребенок, начинает бояться, оставаясь в одиночестве, то есть без человека, в любви которого он уверен, и желает унять этот страх типично детскими мерами[108].
Мы видели, что привязанность родителей к ребенку способна преждевременно, то есть до проявления физических условий пубертата, пробудить его сексуальное влечение с такой силой, что психическое возбуждение явным образом прорывается к генитальной системе. Если, с другой стороны, они счастливо этого избегают, тогда их привязанность может исполнить свою задачу – направлять ребенка при выборе сексуального объекта после созревания. Несомненно, ребенку легче всего избрать сексуальными объектами тех людей, кого он любит с детства, – так сказать, посредством приглушенного либидо[109]. Но в силу задержки сексуальной зрелости появляется время, за которое, наряду с прочими сексуальными барьерами, ребенок может возвести преграду против инцеста и тем самым воспринять моральные предписания, которые категорически исключают из объектов любимых в детстве людей, то бишь кровных родственников. Соблюдение этих предписаний диктуется требованиями общества, которое должно бороться с опасностью подавления семьей высших интересов, необходимых для создания передовых социальных единиц; поэтому оно старается всемерно ослабить у каждого отдельного человека, особенно у подростков мужского пола, связь с семьей, единственно значимую для них в детстве[110].
Впрочем, выбор объекта сначала совершается в первоначально в мире идей, так что половая жизнь созревающих молодых людей почти целиком замыкается на фантазиях, то есть на представлениях, которым не суждено воплотиться[111]. В этих фантазиях инфантильные склонности неизбежно проявляются снова и теперь усиливаются соматически. Среди них с закономерной частотой первое место занимает сексуальное влечение ребенка к родителям, сына к матери и дочери к отцу[112], – как правило, уже дифференцированное благодаря половому притяжению. Одновременно с преодолением и отрицанием этих явно инцестуозных фантазий достигается один из самых значительных, но и самых болезненных результатов психической деятельности пубертатного периода – освобождение от родительской власти; благодаря этому создается столь важное для культурного прогресса противопоставление нового и старого поколений. На каждой стадии пути развития, ожидающего всех людей, застревает некоторое число индивидуумов; так появляются люди, не сумевшие освободиться от родительской власти и не изъявшие обратно свою привязанность – либо изъявшие ее частично. В большинстве случаев это девушки, которые, к радости родителей, сохраняют полностью свою детскую любовь далеко за пределами пубертата. Крайне поучительно, что в последующем браке этим девушкам недостает способности дарить своим мужьям надлежащее: они становятся холодными женами и блюдут сексуальное безразличие. Отсюда следует, что внешне асексуальная любовь к родителям и половая любовь питаются из одного и того же источника, то есть первая лишь соответствует инфантильной фиксации либидо.
Чем ближе к глубоким нарушениям психосексуального развития, тем отчетливее выступает на передний план значение инцестуозного выбора объекта. У психоневротиков вследствие отвержения сексуальности почти вся психосексуальная деятельность по поиску объекта остается в бессознательном. Для девушек с чрезмерной потребностью в привязанности и с таким же страхом перед реальными требованиями сексуальной жизни непреодолимым искушением становится, с одной стороны, желание воплотить в жизни идеал асексуальной любви, а с другой стороны – стремление скрыть свое либидо за привязанностью, которую они могут проявлять без упреков к себе, сохраняя на всю жизнь инфантильную, воскрешенную в пубертате тягу к родителям или братьям и сестрам. Психоанализу не составляет труда при помощи симптомов и других болезненных проявлений, отражающих бессознательные мысли, и посредством перевода этих мыслей в сознание, показать таким людям, что они в общепринятом смысле слова влюблены в своих кровных родственников. Также в тех случаях, когда человек, прежде здоровый, заболевает после неудачного любовного опыта, в качестве механизма такого заболевания можно убедительно раскрыть возвращение его либидо к предпочитаемым в детстве людям.
Даже тот, кому повезло избежать инцестуозной фиксации своего либидо, не избавлен полностью от ее влияния. Часто случается так, что юноша серьезно влюбляется в зрелую женщину, а девушка избирает предметом страсти немолодого, но обладающего положением в обществе мужчину; это явный отголосок той стадии развития, которая обсуждалась выше, и эти фигуры способны оживить у влюбленных образ матери или отца[113]. Нет сомнений в том, что на эти образцы ориентируется, пожалуй, вообще всякий выбор объекта, на что бы он ни опирался. Мужчина в первую очередь ищет объект, напоминающий ему образ матери, во власти которого он находится с раннего детства; соответственно, если его мать жива, она вполне может воспротивиться этой замене себя и встретить ее враждебно. С учетом важности детского отношения к родителям для последующего выбора объекта легко понять, что любое нарушение этих сложившихся в детстве отношений чревато тяжелейшими последствиями для сексуальной жизни в зрелости. Ревность любящих тоже никогда не бывает лишена инфантильных корней или, по крайней мере, инфантильного подкрепления. Ссоры между самими родителями или несчастливый их брак закладывают основания для сильнейшей предрасположенности детей к нарушению сексуального развития или невротическому заболеванию.
Инфантильная привязанность к родителям является, очевидно, важнейшим, но не единственным следом детства, который, будучи обновленным в пубертате, указывает на выбор объекта. Другие же исходные пункты такого же происхождения позволяют мужчине, по-прежнему опираясь на свое детство, выстраивать несколько сексуальных рядов и предъявлять совершенно разные требования к выбору объекта[114].
Одна из задач, подразумеваемых выбором объекта, состоит в том, чтобы заинтересовать противоположный пол. Как известно, она разрешается посредством ряда пробных попыток. Довольно часто первые побуждения после пубертата оборачиваются ошибками (без особого, впрочем, вреда). Дессуар (1894)[115] справедливо обратил внимание на закономерность возвышенной дружбы юношей и девушек с представителями своего же пола. Наибольшую силу, защищающую от устойчивой инверсии сексуального объекта, несомненно, воплощает притягательность противоположных половых признаков. Для объяснения этого в русле текущих рассуждений сказать, увы, нечего[116]. Однако указанного фактора самого по себе недостаточно для того, чтобы исключить инверсию, поскольку в происходящее обязательно вмешиваются всевозможные прочие силы. Главным среди них выступает сдерживающий авторитет общества; там, где инверсия не расценивается как преступление, можно увидеть, что она полностью соответствует сексуальным наклонностям множества индивидуумов. Далее, применительно к мужчинам можно предположить, что детское воспоминание о нежности матери и других лиц женского пола, заботившихся о мальчиках, во многом направляет их выбор на женщин, тогда как пережитое в раннем детском возрасте сексуальное запугивание со стороны отца и отношение к нему как к сопернику отвлекают от лиц того же пола. Оба эти фактора в равной степени применимы и к девушкам, сексуальная деятельность которых находится под особым присмотром матерей. Так возникает враждебное отношение к собственному полу, которое оказывает решающее влияние на выбор объекта и устанавливает общественно приемлемую норму. Воспитание мальчиков мужчинами (в античном мире это занятие поручали рабам) как будто способствует распространению гомосексуализма. Частота случаев инверсии среди нынешней знати, по-видимому, частично объясняется именно использованием мужской прислуги – и меньшей личной заботой со стороны матерей о своих детях. Практика показывает, что у некоторых истериков из-за отсутствия в раннем детстве одного из родителей (вследствие смерти, развода или разделения семьи) оставшийся родитель привлекает к себе всю любовь ребенка, а в результате создается условие, определяющее пол человека, которого выбирают впоследствии в качестве сексуального объекта; тем самым открывается путь к формированию стойкой инверсии.
Общие итоги
Настала пора попытаться подытожить сказанное выше. Мы начали с отклонений полового влечения в отношении объекта и его цели и столкнулись с вопросом, проистекают ли они из врожденных предрасположенностей или приобретаются под влиянием жизненного опыта. Ответ на этот вопрос вытекает из нашего психоаналитического понимания особенностей полового влечения у психоневротиков – многочисленной группы людей, недалеко отстоящей от здоровых. Мы установили, что у них в качестве бессознательной силы можно выявить склонность ко всем видам перверсий, которая проявляется как фактор, способствующий образованию симптомов. То есть можно утверждать, что невроз – это своего рода негатив перверсии. Ввиду известного нам теперь широкого распространения склонности к перверсиям мы пришли к выводу, что предрасположенность к перверсиям носит всеобщий и первоначальный характер с точки зрения полового влечения человека; из нее вследствие органических изменений и психических задержек развивается в процессе созревания нормальное сексуальное поведение. Также мы выразили надежду, что сумеем выявить первоначальные предрасположенности в детском возрасте. Среди сил, ограничивающих направления сексуального влечения, были выделены стыд, отвращение, сострадание и социальные конструкции морали и власти (авторитета). Тем самым в каждом отмеченном отклонении от нормальной половой жизни мы должны были усматривать частичную задержку в развитии и инфантилизм. Пришлось выдвинуть вперед значимость вариаций в первоначальных предрасположенностях, однако мы предположили, что между ними и жизненными влияниями существуют отношения кооперации, а не противопоставления. С другой стороны, нам казалось, что, поскольку первоначальные предрасположенности должны быть комплексными, само половое влечение – как нечто, состоящее из многих факторов, – при перверсиях, так сказать, распадается на свои элементы. Следовательно, перверсии суть, с одной стороны, задержки, а с другой стороны – расстройства нормального развития. Оба вывода объединились в предположении, что половое влечение взрослого человека образуется благодаря соединению многочисленных побуждений детской жизни в единое целое – в одно устремление с одной-единственной целью.
Объяснив преобладание извращенных наклонностей у психоневротиков, истолковав этот факт как спонтанное заполнение побочных путей при преграждении основного русла вследствие вытеснения[117], мы обратились к рассмотрению сексуальной жизни ребенка. Мы сочли прискорбным то обстоятельство, что детскому возрасту отказывают в сексуальном влечении и что нередко наблюдаемые проявления сексуальности у ребенка описывают как отклонения от общего правила. Нам же, напротив, казалось, что ребенок появляется на свет с зачатками сексуальной активности и уже при приеме пищи испытывает сексуальное удовлетворение, которое затем постоянно жаждет воссоздать в хорошо всем известной деятельности «сосания пальца». Впрочем, сексуальная деятельность ребенка не развивается равномерно, как другие функции; после короткого периода расцвета – в возрасте от двух до пяти лет – наступает так называемый латентный период. На протяжении этого периода производство сексуального возбуждения вовсе не прекращается, а продолжается и дает запас энергии, которая большей частью используется на иные, внесексуальные цели, а именно на передачу сексуальных элементов социальным чувствам, с одной стороны, и, с другой стороны, на создание последующих сексуальных ограничений (посредством вытеснения и формирования реакций). Так силы, призванные удерживать сексуальное влечение в определенных рамках, создаются в детском возрасте за счет извращенных (по большей части) сексуальных побуждений и при содействии воспитания. В немалой степени инфантильные сексуальные побуждения как будто избегают такого применения и могут находить выражение в облике сексуальной деятельности. Далее мы выяснили, что сексуальное возбуждение ребенка проистекает из различных источников. Прежде всего возникает удовлетворение благодаря чувственному возбуждению так называемых эрогенных зон, в качестве которых может выступать, вероятно, любой участок кожи и любой орган чувств, возможно, любой орган; при этом существует ряд строго очерченных эрогенных зон, возбуждение которых предусмотрено наличием определенных органических приспособлений тела. Нам стало ясно, что сексуальное возбуждение появляется как своего рода побочный продукт множества процессов в организме, едва те достигают известной интенсивности, особенно при по-настоящему сильных душевных переживаниях, даже неприятных по своей природе. Возбуждения из всех этих источников еще не сочетаются, они преследуют по отдельности собственные цели, которые состоят лишь в получении того или иного удовольствия. Следовательно, в детском возрасте половое влечение не является цельным и исходно лишено объекта, то есть аутоэротично.
Еще в детские годы начинает обращать на себя внимание, как кажется, эрогенная зона гениталий. Это происходит двумя способами – либо, подобно любой другой зоне, она откликается удовлетворением на соответствующее чувственное раздражение, либо это происходит в результате того, что вместе с удовлетворением из других источников – не совсем понятным образом – одновременно вызывается сексуальное возбуждение, которое особым образом связано с генитальной зоной. С сожалением приходится признать, что нам не удалось содержательно объяснить отношения между сексуальным удовлетворением и сексуальным возбуждением, а также между деятельностью генитальной зоны и прочими источниками сексуальности.
Из изучения невротических расстройств мы выяснили, что в детской сексуальной жизни с самого начала можно обнаружить зачатки организации сексуальных элементов влечения. В исходной стадии преимущественное положение занимает оральный эротизм; для второй из этих «догенитальных» организаций свойственно преобладание садизма и анального эротизма. Лишь на третьей стадии сексуальная жизнь начинает определяться также участием собственно генитальных зон, и эта стадия у детей сводится всего-навсего к осознанию примата фаллоса.
Затем в качестве одного из самых неожиданных результатов мы вынуждены были признать, что этот ранний расцвет инфантильной сексуальной жизни (в возрасте от двух до пяти лет) включает в себя и выбор объекта со всеми богатыми душевными проявлениями, его сопровождающими. Потому, даже при отсутствии синтеза отдельных элементов влечения и несмотря на ненадежность сексуальной цели, стадию развития, соотносимую с этим периодом, следует трактовать как важный предварительный этап последующей окончательной сексуальной организации.
Факт единовременного начала сексуального развития у человека в две стадии, то есть прерывание этого развития латентным периодом, показался нам достойным особого упоминания. По-видимому, это одно из необходимых условий проявления у человека способности к развитию высшей культуры – а также и предрасположенности к неврозу. У родственных человеку животных, насколько нам известно, ничего подобного не наблюдается. Источники происхождения этой человеческой особенности следовало бы искать в древнейшей истории человечества.
Трудно решить, какую меру сексуальной деятельности в детском возрасте можно считать нормальной и невредной для дальнейшего развития. Детская сексуальность проявляется в основном в форме мастурбации. Затем, благодаря наблюдениям, мы установили, что внешние воздействия (соблазнение) могут привести к преждевременным прерываниям латентного периода – вплоть до его завершения; при этом половое влечение ребенка оказывается фактически полиморфно извращенным, а любая подобная ранняя сексуальная деятельность приводит к тому, что ребенок становится менее подверженным влиянию воспитания.
Вопреки недостаточности наших знаний об инфантильной сексуальной жизни, мы должны были попытаться изучить ее изменения после наступления пубертата. В качестве определяющих мы выбрали два таких изменения – подчинение всех прочих источников сексуального возбуждения примату генитальных зон и процесс нахождения объекта. Оба они уже присутствуют в детской жизни. Первое возникает благодаря механизму использования предварительного удовольствия; до того сугубо самостоятельные сексуальные акты, связанные с удовольствием и возбуждением, становятся подготовительными актами для новой сексуальной цели – избавления от половых продуктов, и достижение этой цели, при изрядном удовольствии, устраняет сексуальное возбуждение. В этой связи пришлось учитывать дифференциацию сексуальности среди мужчин и женщин, и мы обнаружили, что для превращения из девочки в женщину требуется новое вытеснение, избавляющее от толики инфантильной мужественности и готовящее девушку к смене ведущей генитальной зоны. Наконец мы узнали, что при выборе объекта человек руководствуется наметившимся в раннем детстве и обновленным к пубертату сексуальным расположением к своим родителям и лицам, которые осуществляли уход за ним во младенчестве; такое ограничение обусловлено возникающим стремлением предупредить инцест. В завершение добавим, что в переходный период пубертата соматические и психические процессы развития какой-то срок протекают независимо друг от друга, но после осознания интенсивного любовного побуждения к иннервации гениталий устанавливается все же подразумеваемое нормой единство любовной функции.