Князь покраснел и смешался.
– Будет, как ты хочешь, – сказал он, – а когда это случится, ты сделаешь меня непобедимым, потому что буду защищать своё счастье.
Беседа закончилась тихим шёпотом.
Затем в противоположное окно через штору заглянула разрезанная пополам восходящая красная луна. Белый вскочил из-за стола.
На пороге стоял Ласота, а за ним покрытый епанчой, качающийся от вина и обрадованный разговором Бусько.
– На коня! – вскричал Белый. – Мы должны утром быть дома.
И две ладони он вытянул к хозяину и его сыновьям, пожал руку Ульриху, а отступающую к порогу в тень Фриду он наполовину обнял и поцеловал в лоб.
Послышался лёгкий приглушённый крик, по мосту застучали подковы. Белый, насвистывая какую-то песенку, мчался обратно в замок.
IX
Прошло некоторое время, весна была в полном разгаре, приближалась летняя жара, князь и его приятели готовились к обороне завоёванных замков. В первые дни напала на них тревога; из Великопольши, из Познани сообщали о масштабных приготовлениях Судзивоя из Шубина, ожидали его каждую минуту.
С поспешностью восполняли нехватку нужных людей в гарнизоне… свозили похищенную у крестьян пшеницу, сено и запасы… Повсюду распространялись обида и жалобы, но ни Белый, ни его люди вовсе не обращали на это внимания.
Между тем проходили дни, недели, месяцы, а Судзивой из Шубина не подавал признака жизни. Вождь был терпеливый и мудрый. Он рассчитывал на то, что долгий страх и пустые ожидания утомят неприятеля. Он не хотел напрасного кровопролития в гражданской войне. Время, однако же, не терял. Его посланцы под разной внешностью прокрадывались в лагерь Белого, многие из них вербовались к нему на службу, чтобы подсмотреть, что там готовилось. Из этих волонтёров потом некоторые исчезали, сбегая с информацией в Познань.
Воевода был осведомлён обо всё самым лучшим образом. Он колебался ещё, с чего и когда начинать, но готовил преобладающие силы, чтобы быть уверенным в победе.
Из его расчёта получалось сперва ударить на тот замок, который был завоёван первым. Во Влоцлавке у воеводы было больше всего преданных ему людей. Заранее готовили гмин и гарнизон, отбирая у него надежду угрозами отомстить.
Князь по очереди жил то в Золоторыи, то в Шарлее, то в Гневкове. Поначалу охотно к нему тянулись, однако медленно, но когда оплата задерживалась, получился недостаток, друзья стали убывать.
Только старый Гневош, Джазга, Сикора, Ласота и несколько юношей, которые жаждали войны, составляли двор князя.
Князь ещё находился в рыцарском расположении, в самых радужных надеждах – и там, где без опасности можно было безнаказанно показать энергию, он доводил её до насилия и преувеличения.
Но после этого всплеска его часто обуревала усталость. Время казалось ему долгим, бездеятельность его напрягала. Ни на один враждебный шаг, если бы даже хотел, пойти было не с чем. Едва было чем снабдить крепости.
Бусько, всматриваясь в него, в его хмуром лице видел уже симптомы близкой перемены… и переворота. Он покачал головой, тем аккуратней собирал узелки и страховал себя… но не смел никому говорить.
Между тем в замках развлекались, потому что князю нужны были сильные развлечения. Столы были накрыты по целым дням, а часто и ночью. На них выступал Бусько, а иногда и приглашённые с разных дворов девушки-певицы. Из Торуни поставляли вино, которое крестоносцы продавали из своих погребов, привозили приправы и изысканнейшие деликатесы.