– Всё же вы сотворили чудо! – воскликнула Фрида.
– Мы? – прошептал Бусько. – Ни он, ни я в этом не признаемся. Это само случилось.
Фрида нахмурилась.
– Ты нехорошо служишь своему пану, – сказала она, – когда умаляешь его славу!
– Я? Я люблю его, как собственную печень! – воскликнул Бусько. – Никто его не любит, как я, но никто лучше его не знает. Я больше за него боюясь, когда ему лучше, потому что он может быстро начать портиться.
Красивая Бодчанка разгневалась и топнула ножкой.
– Какой вы гнусный! – крикнула она.
Бусько поцеловал каёмку её платья.
– Моя королева… вы меня строго судите, – произнёс он, – я это говорю, чтобы вы его немного отрезвили. Он захватил, сам не знает как, четыре замка… занчит, уже думает о короне, и хотел бы сбросить с трона короля; а если бы ему дали Гневков, на нас двоих достаточно было бы…
Фрида грозно на него посмотрела.
– Свой разум сохрани для себя, – сказала она сурово.
Бусько отступил на шаг и, видя, что вмешался не в своё дело, начал шептать тише:
– Моя королева, если бы я мог вам рассказать, как он в течение тех лет тяжело по вам вздыхал, и часто вспоминал… как велел мне ваши песни напевать ему в монастыре… А вы думаете, он покинул бы свою келью, если бы его не манили сюда ваши глаза? Всё, что он делает, – только для вас! Лишь бы продержался.
Тут он закрыл себе рот пухлой ладонью, смеясь.
– Всё-таки ты сам говоришь и доказываешь, что он сумеет продержаться, – ответила Фрида.
– Но не во всём, – вздохнул Бусько. – Из Дижона мы поехали к папе, там нам не хотели ничего дать и ничего делать для нас. Если бы он сразу пустился в Польшу… мы бы уже через все беды прошли; но он поехал в Венгрию, к племяннице. Сколько мы там времени потеряли! Король чуть снова на него капюшон не одел… К счастью, он помнил о вас, прекрасная Фрида…
Бодчанка молчала, слушая.
Она велела девушке принести кубок и сама подала его Буське, который давно бросал вокруг алчные взгляды.
– Но, моя королева, – вздохнул он, принимая кубок, – должно быть, ему в Дижоне было очень скучно… когда такое хорошее вино бросил.
– Но он его там иногда в рот не брал, так скучал. Бывало, сидит ночью, не спит, а когда услышит, что я бодрствую, или о вас говорить прикажет, или вашу песню какую-нибудь прикажет петь.