ЖУРНАЛИСТ: Какие вопросы вы сейчас имеете в виду?
МАРТИН БЕРГ: Смерть, например. И любовь. Особенно любовь. Есть безумцы, которые считают, что любовь должна быть простой. Что любить – это как плыть на надувном матрасе в бассейне, температура в котором равна температуре тела… Что, разумеется, нелепость. Истина в том, что любовь это нечто очень сложное. И человеку тут необходима всяческая помощь.
– Это глупо, – сказал Мартин.
Над ними простирались золотые арки крон Слоттскугена. Воздух был наполнен птичьим пением. Он поставил банку пива себе на живот. Рядом диссонирующим аккордом к псалму во славу прекрасного лета сидел Густав: в рваных джинсах и полосатом свитере, провисавшем на его худосочной грудной клетке. Густав, похоже, вёл ночной образ жизни, и под глазами у него залегли глубокие фиолетовые тени, хотя сегодня (Мартин это знал) Густав проспал двенадцать часов кряду и плотно поел (бифштекс в панировке с картофелем и луковым соусом в «Юллене Праг»).
– Что глупо? – переспросил Густав, и Мартин понял, что тот уловил только конец фразы.
– Что работа отнимает целую прорву времени.
– Вот, и я о том же. Безумие.
– Вечером вообще не остаётся сил. Только к воскресенью удаётся оклематься, но что толку – над тобой уже занесён топор понедельника. Говорят, к этому можно привыкнуть, но вот только когда же это наконец произойдёт?
– Привыкнуть можно, вопрос в том
– Полагаю, к тому, что ты крепостной.
–
В приступе экономии Густав перешёл на самокрутки. Он получил стипендию и, чтобы не спустить деньги на что-то другое, сразу купил холст и масло и был очень доволен собственной находчивостью. Деньги исчезали у него из карманов, как будто он в буквальном смысле ими сорил. Случалось, оплачивая счёт, он добродушно искал сотню, которая «точно где-то была». И никогда не стыдился, если не находил ничего, кроме монет, каких-то бумажек, чеков и спичечного коробка. Разумеется, он снова платил – выуживал мятую пятисотенную после того, как продал картину или получил денежный перевод от бабушки, и настаивал на десерте или коньяке к кофе. Для Густава деньги представляли собой нечто такое, что просто откуда-то появляется. Когда же они исчезают, приходится какое-то время довольствоваться самокрутками и дешёвым вином, но потом они обязательно заводятся снова.
Мартин же, вместо привычной работы на почтовом терминале, летом устроился почтальоном, это позволяло проводить больше времени с Сесилией. В первые недели после пробежек по лестницам с почтой и рекламными буклетами у него болело всё тело, и уже в девять он чувствовал смертельную усталость. Если сейчас немного подремать, к вечеру он будет пободрее, но он должен поговорить с Густавом о Сесилии. Мартин закрыл глаза.
– Именно «крепостной», – произнёс Густав, словно он, уже имея опыт рутинной работы, решил, что это не для него.
– Сизиф, надо думать, счастлив, – сказал Мартин.
– Что?
– Камю. Из «Мифа о Сизифе». Слушай, мы с Сесилией собираемся выпить вечером пива – давай с нами, а?
Густав ответил не сразу:
– Я планировал…
– Пойдём. Рано или поздно ты должен с ней познакомиться.