– Мы уже знакомы.
– Вы виделись три секунды.
– Она кажется приятной.
– Почему ты тогда не можешь просто выпить с нами пива?
– Хорошо, – вздохнул Густав. – Но только один бокал.
– С каких пор ты начал останавливаться на
– В общем, вы теперь вместе.
– Думаю, да. Ну, или не знаю.
– Ты не знаешь, вместе вы или нет?
Уже несколько недель они регулярно встречались. Чаше всего у неё, но иногда приходили в «коммуну» на Каптенсгатан. (Она заметила, что это не в прямом смысле «коммуна», а квартира, которую снимают два человека.) Они вели себя ровно так, как ведут себя те, кто «вместе». Медленно гуляли в Слоттскугене и кормили уток чёрствым багетом. Готовили еду, которую оба не очень любили (цыплёнка в апельсинах), одновременно слушая музыку и между делом выпивая всё вино, предназначавшееся к ужину. Часами лежали под цветущими вишнями возле Аннедальсеминариет, расстелив на земле плед. Ходили в кино. Искали старые пластинки. Катались на велосипедах до Сальтхольмена. Ездили за город на её разваливающемся старом «вольво».
Мало-помалу он все о ней узнал. Бо́льшую часть детства она провела в Аддис-Абебе, где её отец-врач руководил специализированной клиникой для женщин с осложнённым течением беременности. После возвращения в Швецию семейство Викнер пару лет проживало под Гётеборгом, а потом перебралось в Стокгольм. Сесилия, похоже, не имела ничего против географической дистанции, Мартину это тоже нравилось. Семью девушки он всегда воспринимал как неизбежное зло, приложение, с которым обязывал считаться социум. Но что хорошего в семье? Произвол семейных ограничений, правила, которых придерживаются не потому, что на это есть осмысленные причины, а просто потому что так
Таким образом, в истории Сесилии мать, отец и трое младших детей Викнеров остались абстрактными персонажами. Когда ей исполнилось шестнадцать, она поселилась в коммуне в Хаге, обзавелась там комнатой, в которой жила вместе со своими книгами. Соседи устраивали вечеринки, трахались, играли на гитарах, печатали трафареты на матричном принтере, готовили чечевицу, ходили на демонстрации против ядерного оружия, учились, набивали ботинки снегом, спорили о коммунизме, расправлялись с традиционной семьёй, стоя во дворе, орали в закрытое окно: «Но ты же обещал, Микки!» А потом их дом снесли. И Сесилия нашла квартиру на Кастелльгатан, в которой Мартин и провёл бо́льшую часть ночей последнего месяца.
Но случались и дни, когда они не виделись и не звонили друг другу. Сесилия могла выпрыгнуть из постели, одеться, ругаясь из-за того что опаздывает, и убежать на работу – в дом престарелых, где главным образом читала в ожидании какого-нибудь поручения – и на прощание лишь быстро поцеловать его и ничего не сказать о том, когда они увидятся в следующий раз.
– Всё выглядит так, как будто вы вместе, – зевнул Густав.
– Но мы никогда не
– А надо? Если люди вместе, это и так ясно.
– Легко говорить тому, кто всегда один.
– В твоём варианте эта концепция не особо привлекательна. Сплошные страдания и муки. Так что там с пивом?
Она ждала их в кафе на Скансторгет.
– Зачем