Собрание сочинений

– Но тебе заслуженно, – слабо улыбнулась она. – Я думаю, мне нужно записаться на приём…

– На какой приём?

– К врачу.

Это был не первый случай проблем с желудком, и в конце концов она позвонила в поликлинику.

– Конечно, сходи.

– А если я их заражу?

– Нет, у них иммунитет. Вокруг них постоянно бактерии и прочее дерьмо.

Получилось, что последние часы юности Мартин провёл, поедая чипсы и посматривая старый телесериал: с голым Свеном Волльтером и Томасом Хелльбергом [148], щеголявшим в свитере фасона, который одноклассники Мартина в семидесятых считали крутым.

Сесилия вернулась домой к концу серии, села рядом на кровать, подождала, пока закончится финальная стрельба, а когда пошли титры, выключила телевизор и сказала:

– Слушай, я беременна.

III

МАРТИН БЕРГ: Конечно… рано или поздно жизнь неизбежно вмешается в литературу.

* * *

Плод, как сказали в женской консультации, к этому времени уже величиной с ладонь и весит примерно двести граммов. Сесилия, нахмурив лоб, рассматривала свой живот в зеркале. Он слегка округлился. Если бы Мартину не сказали, он бы ничего не заметил.

Он знал, что после лета в Антибе она прекратила пить противозачаточные таблетки. И не возобновила их приём, потому что предполагалось, что он задержится в Париже ещё на несколько месяцев. Хотя Сесилия и побаивалась манипуляций с гормонами, но, с другой стороны, она ненавидела месячные, которые начались у неё только в семнадцать лет и были нерегулярными, а когда она начала принимать таблетки, они стали приходить редко, поэтому она и выбрала противозачаточные, а не спираль. На отсутствие месячных она не отреагировала и даже не помнила, когда они были в последний раз. Кажется, в начале января.

Раньше Сесилия никогда не говорила о собственном теле, теперь же она сидела на краю дивана с этой обрушившейся на неё новостью и пыталась объяснить, что ничего не заметила, потому что у неё никогда не было даже мысли, что она может забеременеть. Мартин был поражён той тайной жизнью, которая протекала без него. Со всей ясностью вспомнил череду эпизодов, когда решал не возиться с презервативом, думая, что вместо этого можно просто «быть осторожным». И смутное представление, что Сесилия каким-то мистическим образом должна сама чувствовать, может она забеременеть или нет. Сонная, тёплая, прекрасная Сесилия бормотала что-то вроде «помнишь, что я не пью таблетки?», и он отвечал «конечно», когда уже был внутри, когда на ясность мысли уже рассчитывать нельзя.

Беременность со всей определённостью преодолела срок, когда ещё можно было сделать аборт. То есть необходимости принимать решение уже не было.

* * *

– Вот как… поздравляем, – сказал Аббе, положив под губу жевательный табак.

– Замечательно, – сказала мама и сняла передник. А потом она, обычно избегающая любых прикосновений, накрыла своей ладонью руку Сесилии. Её тошнит? Она устаёт? А как прошла защита? Она показала фотографии новорождённого Мартина.

– Никогда не подумала бы, что он был таким толстым, – раздался из комнаты голос Сесилии.

Мартин сидел в беседке. Отец ушёл купить вечернюю газету и пирожные в кондитерской на Мариаплан. Весь двор был покрыт цветами, Мартин почти наверняка знал, что они называются крокусы. Мама недавно посадила несколько новых кустов. Земля вокруг них была чёрной и влажной. В деревьях щебетали птицы. На столе лежал наполовину решённый кроссворд. Он поставил себя в шеренгу отцов. Его отец объездил весь мир и теперь дни напролёт пьёт кофе и разгадывает кроссворды. Дед пил и получил по голове железной балкой. А прадед – о нём что-нибудь известно?