Чего же ты хочешь?

22
18
20
22
24
26
28
30

— Но все-таки объяснишься, скажешь! — Ия раздражалась. — А тут и сказать невозможно. Я позвонила ему по телефону. Взяла трубку жена. Второй раз позвонила — опять жена. Чу-до-вищ-но!

— А вы не считаете, Ия, что это не совсем хорошо?

— Что именно?

— Ну там жена… семья… дети, наверно.

— Ерунда! Из евангелия! Не пожелай чужую жену или чужого мужа?! Когда приходит любовь, все летит в геенну огненную. Она, она, она — любовь диктует все и всем на земном шаре.

— Зигмунд Фрейд, Ия! Это его объяснение всему, что происходит с человеком и с обществом. Начинается, мол, с взаимоотношения полов…

— Я не о полах говорю! — почти крикнула Ия. — Не об этих взаимоотношениях. Они и у коз с козлами существуют. Я о любви, о любви! Человека к человеку! Мыслящего существа к мыслящему существу. У меня были отношения полов. И у вас они были. Ну и что? Что они вам и мне принесли? Какие богатства оставили в душе? А любовь!..

— Но это тоже невелико богатство — вот так мучиться, — сказал Фе ликс, чтобы услышать, что ответит на это Ия. Он чувствовал, что его со стояние близко к ее состоянию, они были товарищами по несчастью или по счастью — установить еще не удалось.

— А что, по-вашему, лучше составить так называемую счастливую парочку двух накопителей, которые в полном согласии, как два муравейника, как две трогательные хрестоматийные пчелки, все в домик, в домик, в домик тащат, руководствуясь тем, что курица, и та к себе гребет? И чем больше нагребли этак, тем счастливее?

— Это крайность, Ия.

— Настоящее только крайности. Все, что посерединке, — позорное благоразумие.

— Вы боевой полемист. Но вы неправы. Одно дело — «третьего не дано», другое дело — за настоящее считать только крайности.

— Ах, мне не до теоретических тонкостей, Феликс! Жизнь моя погибает, поймите, жизнь.

— Хорошо, я схожу к Булатову, попрошу выкроить часок-другой.

— С ума сошли! Ничего нелепей придумать не смогли?

— И это вам, значит, не годится. Так что же делать?

— Не знаю. — Она пригорюнилась на диванчике, затихла, подперев щеку рукой, смотрела в одну точку. — Совсем не знаю, — говорила еле слышно, не отводя глаз от той точки. — Ваша тетка Олимпиада, моя подруга, знакомя нас, хотела нам добра. Очень жаль, что из этого ничего не получилось. Выло бы все хорошо, спокойно, мирно.

— Вы меня за муравейника считаете, за хрестоматийную пчелку? — Феликс обиделся и встал.

Вскочила с диванчика и Ия.

— Простите, дорогой мой, простите меня! — Она схватила его за плечи. — Не знаю, что говорю. Это прекрасно, что она привела нас друг к другу. И прекрасно то, что вы настоящий человек, что вы не согласились на то, на что я-то уже была согласна. Было бы все испорчено, и я бы, может быть, никогда не испытала того, что испытываю сейчас.