— Меня не впустят, — сказал он перед входом. — Поздний час.
— Да, не впустят, — сказала и она и добавила по-английски: — Вы воробей!
— Что? — переспросил он.
— Ничего. До свидания.
Она была взвинчена, раздосадована, как с ней уже давно не случалось. Спать ложиться в таком состоянии не могла. Позвонила по телефону в номер Юджину Россу, сказав себе, что если не ответит на второй звонок, то третьего она дожидаться не будет. Но тот ответил с первого.
— Юджин, это вы?
— А вы полагаете, мисс Браун, что я вожу к себе по ночам мужчин и они тут выполняют роль моих секретарей?
— У вас нет выпить, Юджин?
— О, сколько угодно! Принести к вам или вы сами зайдете?
— Лучше я.
— Жду.
— Садитесь, — предложил он, когда впустил ее в свой заваленный хламом номер. Тут были фотоаппараты, фотоматериалы, раскиданные по всюду фотоснимки, коробки и пакеты от магазинных покупок. Он сбросил с кресла какой-то пакет, подвинул кресло к Порции Браун. — У вас чертовски бледное лицо, Порция. Вы устали?
— Устала, Юджин. Очень. Хорошо бы виски.
— О"кэй! — Он налил ей полстакана, она не останавливала его руку. — Льда нет. Содовой тоже.
— Ничего, обойдусь. — Она залпом выпила все.
— О, говаривал в таких случаях мой дедушка, леди пьет, как солдат. Еще?
— Еще. — Через несколько минут она была пьяна. — Юджин, — сказала, — надо уезжать обратно. Ну это все к… к… к… — Из нее бурным потоком хлынула матерщина, да такая, что Юджин Росс, сначала удивив шийся было, повалился затем на постель и хохотал, как сумасшедший.
— Ничего смешного! — кричала, переслаивая это еще более яростной матерщиной, Порция Браун. — Ничего смешного. Вы осел, если вам от этого смешно. От этого плакать, плакать надо! — И она заплакала.
Юджин Росс немного успокоился, встал с постели, начал прикладывать к глазам и к щекам Порции Браун носовой платок.
— Что случилось-то? Из-за чего вы так?