Чего же ты хочешь?

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ему бы, господину Карадонна, помалкивать лучше, — ответил Юджин Росс. — Таких мошенников в смысле подделок, да и в любых иных смыслах, как итальянцы, вторых и на свете нет.

— Вообще-то ты прав, Юджин: итальяшки — дрянь порядочная. Ну так ты узнай адрес, не позабудь.

Вместо адреса Голубкова Юджин Росс привел в комнату Клауберга Генку.

— Он знает все, господин профессор. Оставляю его вам. А у меня, прошу прощения, дел по горло. Ответственные съемки идут. Господин Карадонна торопит. Говорит, сроки поджимают. Скоро, говорит, домой.

— Да, да, — кивнул Клауберг, не вслушиваясь в то, что говорил «зеленый берет». Он разглядывал Генку.

Когда Юджин Росс ушел, Клауберг предложил Генке присесть, поставил перед ним бутылку вина, стакан и тоже сел напротив.

— Меня заинтересовал человек, о котором мне рассказал господин Росс. Он что, специалист по искусству?

— Обыкновенный торгаш, господин Клауберг, — напрямик ответил Генка. — Его товар, ваши деньги — вот и все. Но товар у него, надо отдать должное, доброкачественный.

— Он москвич?

— Кто же его знает, господин Клауберг! По рассказам судя, по всей стране таскался. Где-то с геологами бывал, на севере, с экспедициями.

— На севере? И в Сибири, значит?

— Да, бывал и там, в Сибири. Там такой товар еще сохранился в таежных селениях.

— А вы что, в этом деле тоже понимаете? — поинтересовался Клауберг. — Это ваша специальность? Вы историк? Искусствовед?

— Кое-что понимаю. Вернее, начинаю понимать. Но это попутно. Я же еще учусь. Перерывчик, правда, получился. Сейчас перехожу в другой институт. Знаете, выбрать себе специальность по душе — это совсем не просто.

— Но ведь у вас, в Советском Союзе, все пути человеку открыты. Не так ли?

— Это так, открыты. А что из того? Вот учился я в техническом — там надо знать математику. А у меня способностей к точным наукам ни каких, меня от них воротит. Пошел я в театральный — тоже не лучше. Глупцом себя чувствуешь, как попугай, повторяя чужие слова. В литературный можно бы, конечно. Рассказика два нацарапай — примут. Но кем же ты оттуда выйдешь? Сиди всю жизнь, приклеенный к стулу, и изводи бумагу. Душу вложишь в писанину, а критики тебя, как подушку, распотрошат и по всей улице пустят. Нет, господин Клауберг, нелегко, очень нелегко определиться в жизни. Теперь решил начать все сначала: пойду попробую в медицинский. Гинекологом буду.

— Да, это весьма доходная профессия. Гинекологи — народ богатый. — Клауберг никак не мог понять, всерьез с ним разговаривает этот парень или чудака из себя изображает. — Выходит, — сказал он, помолчав, — что когда слишком много дорог открыто, тоже не очень хорошо?

— Я разве сказал это? — удивился Генка.

— Нет, не сказали. Но по логике оно так. Сюда попробовали, туда, в третье место… А время-то идет, идет. Это, знаете, как в зрительном зале: когда он почти пуст, совершенно немыслимо выбрать подходящее место. А когда есть всего одно свободное — с какой радостью кидаешься к нему и садишься. Ну, это к слову. Так, если вас не затруднит, сообщите мне адрес этого… как вы сказали?

— Голубкова?