Перед глазами Валеры замаячил крупный отцовский кулак.
«Пахан, конечно, изобьет страшно… но ничего… лишь бы от тюрьмы спас».
Во дворе, злобно лая и звякая цепью, рванулся к калитке Портос. Но, узнав хозяина, тотчас умолк. Валерий своим ключом открыл дверь, мягко ступая, прошел к себе. Нажал кнопку настольной лампы. Желтый свет залил угол комнаты. Все на месте: магнитола «Рига», которую отец купил недавно, в день семнадцатилетия. На этажерке — шеренга книг, сплошь фантастика и детективы.
Подошел к шкафу, погляделся в зеркало. Белолиц, красив, с русыми волосами модной стрижки. Глаза невелики, но остры. «Валерка, возле тебя я теряю рассудок…» — так еще вчера говорила ему Маро, из-за которой он, в сущности, так по-дурацки и влип.
Тронул грудь, задержал дыхание — боль там не унималась. «Сильный, гад… искалечил всего», — подумал он горько.
— Ну, какую сегодня кралю так поздно пас? — послышался вдруг голос отца. В нем не было злых ноток: за этот раж к девицам отец не осуждал сына. Наоборот даже: Валерий однажды слышал, как отец, самодовольно посмеиваясь, хвалился перед гостями его подвигами и добавлял, что хорошо, мол, это — не будет торопиться с женитьбой.
Валерий обернулся. Отец стоял в проеме двери, перекрыв его ввысь и вширь, лукаво ухмылялся.
— Опять новый кадр? — повторил Пантелеймон Михайлович и перенес свое большое гладкое тело в комнату, прикрыл за собой дверь.
— Да, — ответил Валерий вяло, но даже и это крошечное усилие отозвалось в груди острой болью.
— Голос сел. Ты что, дрался?
— Да, маленько.
— Опять небось выпил — конечно! Ух бы тебя…
Валера, ничего не ответив, опустился на стул, еще ниже опустил голову.
— Да ты что — онемел совсем? — уже жестче сказал Пантелеймон Михайлович и с силой запрокинул голову сына. Тот застонал. И встревоженное сердце отца не смягчилось, а скорее ожесточилось от этого стона. Он топнул ногой, закричал:
— Говори! Чего молчишь?
«Если сразу все расскажу, может убить сгоряча», — подумал Валерий, отпрянув и проворно вскочив со стула. Встал против отца, затравленно озираясь по сторонам. Заметил на столе молоток с долгой рукоятью и чуть успокоился. Он знал, что хотя отец и страшен в гневе, но в душе — порядочный трус, и если припугнуть самого — присмиреет мгновенно.
— Я, батя, влип…
— Что случилось? — Пантелеймон Михайлович насторожился.
— Мы хотели у одной девицы призанять деньжонок… но нас поймали.
Пантелеймон Михайлович оцепенел от этих слов и будто речи лишился на миг. Потом зашипел растерянно, опять переходя на крик:
ebooksa