Пантелеймон Михайлович представил себе, как эта весть дойдет до его начальства. Некоторые, разумеется, довольно ухмыльнутся — есть такие люди, что всегда рады чужой беде. А иные даже попытаются утверждать, — что давно этого ждали, итог закономерен. Пантелеймон Михайлович знал, что многие сослуживцы недружелюбно сторонятся его, втихомолку говорят о нем гадости. Но вместе с тем — это он тоже знал — боятся его. Боятся по той причине, что он, Кызродев, человек неукоснительный, железно соблюдающий служебную дисциплину, — сам блюдет и с других умеет спросить. О малейшем проступке или упущении с чьей-либо стороны тотчас докладывает более высокому начальству, если не может наказать сам.
А не будь он так принципиален и строг — давно бы уж пришлось выйти в отставку. Он ведь не кончал академий, дело свое изучил, как говорится, на практике, выстрадал опытом.
Может быть, не следовало переезжать в город? Идти в аппарат? Работал бы по-прежнему в колонии — там все понятней и проще… Так бы и дотянул до пенсии.
И ведь вот что подтолкнуло на этот рискованный шаг: подрастал Валера. Кабы не сын, может, он и не переехал бы в город. Но пришло время — и захотелось, чтобы он рос в более культурной среде, чтобы в театры ходил, в библиотеки, чтобы развивался умом, чтобы выучился…
Вот и развился! Вот и выучился! Мог ли он хотя бы предположить, что его сын выйдет на городскую улицу щупать карманы прохожих…
Потом доложат министру… Пантелеймон Михайлович вздрогнул при этой мысли. Он будто услышал голос: «Что же это, майор Кызродев? А мы тебя собирались представить к очередному званию…» А что? Пора бы уж давно присвоить — десять лет в майорах. Его ровесники уже в полковниках ходят… И вот, все может расстроиться — в один момент, непоправимо. Дойдет до министерства — слух или бумага — и конец!
«Только не это! Только не это… — Пантелеймон Михайлович вскочил с кровати, заметался по комнате. — Да, придется найти эту девицу, умолить, дать денег… Чтобы только не заявляли в милицию!»
Подгоняемый этим решением, он ворвался в комнату сына, но замер на пороге.
Валерий сидел на диване без рубашки, а мать длинным полотенцем — старинным, из бабкиного еще приданого — туго перетягивала его грудь.
— Наверное, внутри что-то у него с места стронулось, — сказала с тревогой Павла Васильевна. — Вздохнуть не может парнишка…
— Так ему и надо! — ответил Пантелеймон Михайлович, но уже не столь сердито. И вдруг подумал: «А если сводить его на экспертизу? Получить справку о зверском избиении — и на этом основании поставить вопрос хотя бы о чьем-то необоснованном превышении уровня самообороны… Но эксперты станут допытываться: что, где, когда и как? Значит, это равносильно явке с повинной… Нет, нет!»
— Надо завтра же найти эту девицу! — сказал Пантелеймон Михайлович. — Знаешь ты ее?
— Может, лучше начать с того заводского парня? — робко возразил Валерий. — Его я знаю. И паспорт мой у него…
— Паспорт, паспорт… — Пантелеймон Михайлович опять вскипел. — Главное тут — девушка. Она кто такая?
— В редакции вроде работает…
— Да ты что! Правда, что ли?
— Так, во всяком случае, сказала тому парню… Турышева… Турьева… нет, Туробова.
— Ну и ну. Что ты натворил? Что же ты, идиот, на таких людей бросаешься!
— Разве я знал? В темноте-то все одинаковые.
— Ой, убил, подлец, совсем погубил меня… ну, спасибо, сынок!
ebooksa