Тропинка в зимнем городе

22
18
20
22
24
26
28
30

В зале заскрипели сиденья, началось покашливание, волнение, раздались возмущенные голоса. Кто-то выкрикнул:

— Да где же эти поганцы?! Дайте хоть взглянуть на них…

— Тише, товарищи! — Гена поднял руку. — Все они здесь. Только давайте соблюдать спокойствие и порядок…

Но шум в зале нарастал. Пришлось пригласить виновных выйти и предстать перед народом.

Первым в проходе появился Юр. Он шел к сцене, опустив голову, слегка пошатываясь под напором сотен глаз. Можно было понять, как тяжел и нескончаемо долог был для него этот путь.

— А симпатичный мальчонка!.. — шепнула Эля, провожая его унылую фигуру сочувственным взглядом.

— Вот этот и есть сирота, — объяснил Ким.

— Правда?.. Да такому сиротке я бы и сама на улице пятерку дала: на, мол, голубок…

Сашик Пунегов шел, улыбаясь беспечно. Его улыбка, и развинченная топочущая походка, и болтающиеся вразнобой, как молотильные цепы, руки — все это будто подсказывало разглядывающим людям: «Видите, какой я еще ребенок, сколько во мне непосредственности и детскости… как можно судить меня строго?»

Валерий шагал к сцене, хмуро сведя густые черные брови, отчего продолговатое его лицо с раздвоенным подбородком казалось непреклонным и твердым. Но выражение это было обманчивым — он трусил. И больше всего он боялся, что вдруг в этом зале, среди такого людского скопления, могут оказаться и те мужики, у которых они отнимали вино и деньги. И если его опознают, положение может отягчиться. Валерию вдруг захотелось стать совсем неузнаваемым, непохожим на себя: вот бы нацепить очки или приклеить усы… мелькнула мысль: «Хорошо хоть, что Маро ничего не знает, не пришла сюда…»

Пантелеймон Михайлович Кызродев, в неприметном костюме, сидел среди незнакомых людей один. Жену не привел — чего доброго, еще завоет на людях… Нет, отец не провожал сына скорбящим взглядом, он смотрел в сторону, но все равно видел свое чадо — только видел не нынешнего Валерия, парня, уже сравнявшегося с ним ростом, а того крохотного малыша, у которого после рождения загноился и долго не заживал пупок. Сколько переживаний было тогда! Пришлось побегать по врачам, даже к знахарям обратиться… И вот теперь из-за этого дитяти приходится сидеть склоня голову, стыдясь взглянуть людям в глаза. «Как же все это случилось? — сокрушается отцовское сердце. — Почему именно с моим сыном произошло такое?..»

Последним на сцену торопливо взбежал Габэ. С замиранием сердца миновал он переполненные ряды, шел, втянув островерхую голову в плечи. Ему казалось, что люди глядят на него с ненавистью, что вот сейчас они схватят, свяжут веревками, начнут дубасить… Эх, зря он все-таки послушался в тот ночной час увещеваний Люды, зря остался, дурак… теперь бы уж был вона где… ищи-свищи!

«Героев» усадили на скамье чуть поодаль от председательского стола, лицом к залу. Трое сидели неподвижно и смирно, вперясь глазами в пол, лишь Сашик ерзал, вертел головой, но и ему, конечно, было неуютно выступать на сцене в подобной роли.

— Гляди-ка, небось смирненькие теперь сидят, что твои овечки… — послышался выкрик в зале.

— Судить бы их надо, обычным судом судить, хоть и молодые, — чтобы другим неповадно было!

— Другие в их возрасте воевали, головы сложили, чтобы народу лучше жилось, а эти вон что творят…

Гена с трудом водворил спокойствие.

— Товарищи, давайте высказываться по одному. Кто первый?

Потянулась рука, встал мужчина средних лет:

— Дай-ка мне слово! — И, получив разрешение, обернулся к валу: — Прошлой осенью приезжал в наш город, в командировку, один мой товарищ — между прочим, уже не первый раз. Ну так вот, рассказывал он… Иду, говорит, не спеша, вечерком, с вокзала к гостинице, любуюсь новыми домами, радуюсь переменам… Но недолго радовался: сзади вдруг шарахнули по голове! Очнулся в темном дворе, в луже крови… Едва дополз до моего подъезда — рядом, по счастью, оказалось. Ни чемодана, ни денег в кармане… Да чего уж там деньги — ведь человек едва не ослеп, так долбанули по голове! Три месяца провалялся на больничной койке… К чему я речь веду? А не эти ли подонки и в тот раз были?