Тропинка в зимнем городе

22
18
20
22
24
26
28
30

Николай Васильевич торжественно внес большой супник с ухой из свежего налима — от него истекал умопомрачительный аромат.

— Вот это вещь! — воскликнул Гена. Сам заядлый рыбак, он за долгую зиму соскучился по свежей ухе. — Вы и зимней рыбалкой увлекаетесь, Николай Васильевич?

— Иногда заведу продольничек под лед — что и попадется…

— Ладно скромничать! — упрекнула отца Света. — Круглый год рыбкой нас потчует.

— Николай Васильевич — рыбак упорный: не хочет рыба клевать — он сам в воду залезет и ее за жабры подведет к крючку, — сказал Максим тоном своего человека в доме.

Николай Васильевич и Геннадий завели долгий разговор о хитростях подледного лова.

По правую руку от Кима сидела бабушка. Она пригубила шампанского и чуть захмелела. Неожиданно взяла его руку в свои сухощавые ладони, погладила ласково. Видно, старой холодеющей руке было приятно коснуться молодой и горячей кожи.

— Ты мне больше по нраву, чем этот Макса… — шепнула на ухо Киму, покосившись на Максима. — Он хоть и вальяжен и речист, а душою пуст, уж я знаю…

Ким зарделся, не находя слов. Но в голове мелькнуло: «Не худо бы и внучке твоей послушать такое разумное слово!»

Рюмка коньяка, налитого вслед за шампанским, приятно разморила его: все-таки сказывалась усталость после лыжной прогулки. Он почувствовал себя свободней. Впрочем, никто не заносился, все держались на равных и никто не чурался их, заводских парней, новичков за этим столом. Пили мужчины тоже на равных. Кроме Николая Васильевича, который едва притрагивался губами к своей рюмке. И еще Геннадий, когда разливали по очередной, прикрыл рюмку ладонью:

— Я — пас. Добрый дух, вселившийся в меня, предупреждает, что ему уже хватит — и тебе, мол, тоже, — пошутил он.

— Трезвенником хочешь прослыть? — поддел Рудольф, бывший уже заметно навеселе.

— Почему же прослыть? — удивился Гена. — Правда не хочу.

— Не нажимайте, зря — он у нас парень железный, — сказал Ким о друге, не скрывая гордости.

— Какой же, в таком случае, из тебя рабочий класс, если робеешь хватануть лишнюю рюмку? — задиристо спросил Геннадия Рудольф.

— Нет, правда, ребята, расскажите немного о себе… — Это уже Максим примирительным тоном переводил вопрос в другую плоскость. — Хорошо ли вам живется на свете? Какие мечты, какие жизненные планы? Только честно. Без газетных трафаретов — мы ведь сами газетчики, журналисты…

Пауза настороженности возникла за столом. Те, кто давно знал Максима, понимали, что его вкрадчивый тон даже опасней откровенных задиристых наскоков Рудольфа.

Но и сами ребята поняли, что вот — началась проба сил, выяснение — кто на что гож и кто чем дюж? — и они не торопились с ответом.

— Если говорить обо мне, — сказал наконец Гена, — то я на жизнь не жалуюсь.

— Хм… так бы мог ответить и жеребенок, резвящийся на лугу с сытым брюхом, — усмехнулся Максим.