Код доступа

– Почему-то я не удивлен, – хмыкнул Малышев. – Очевидно, у нас в городе без вас ни одно происшествие не обходится… Попрошу посторонних освободить помещение! – громко распорядился он. – Передайте там, чтобы никто никуда не расходился, после осмотра места происшествия будем опрашивать свидетелей.

– Перед тем, как вы начнете опрашивать свидетелей, я хотела бы вам кое-что сказать, – волнуясь, начала Маруся. – Мне кажется, что…

– Что вам кажется, скажете, когда я вас спрошу, – довольно резко оборвал ее Малышев.

Маруся обиженно умолкла.

Они с Антониной спустились в актовый зал. Там уж все знали о случившемся. Парни и девушки побросали свои занятия и сидели с мрачными лицами, лишь изредка вполголоса переговариваясь. Девушки из литкружка вытирали слезы.

– Марусь, как же это, а? – растерянно бормотала Антонина. – Чего это с ней, а? Что-то я никак в толк не возьму. Как это случилось-то?

– И я пока в толк не возьму, Тонь, – вздохнула Маруся. В носу снова защипало. – Может, товарищ следователь что-то выяснит и нам расскажет…

Однако пока товарищ следователь предпочитал не рассказывать, а слушать. Участников художественной самодеятельности по одному вызывали в кабинет Артемьева, который следственная группа превратила во временный опорный пункт. Каждого спрашивали, близко ли он был знаком с Серафимой Паниной, когда видел ее в последний раз, при каких обстоятельствах и в каком настроении, ладила ли Панина с начальством и коллегами…

Антонину Малышев позвал первой, зато Марусю оставил, по-видимому, на закуску. Наконец очередь дошла и до нее.

– Ну и? Ваш эксперт подтвердил отравление? – с порога требовательно спросила Маруся.

– Возможно, возможно, – Малышев побарабанил пальцами по столу.

Затем он задал ей почти те же вопросы, что и другим свидетелям. Выслушав – невнимательно, как ей показалось – ответы, снова забарабанил по столу.

– А вот поведайте нам, товарищ Левкова, не заметили ли вы в последнее время в поведении пострадавшей чего-нибудь особенного? – с непонятной ухмылкой спросил Малышев.

– Что вы имеете в виду?

– Ну, возможно, она была чем-то сильно расстроена. Переживала по какому-нибудь поводу. Может, наблюдались какие-нибудь… хм… отклонения, депрессия. Вы же врач, вам виднее. У Паниной ведь не было родни, верно? То есть в случае чего обратиться за помощью ей было не к кому…

– Почему же не к кому? У нас, как вам известно, человек человеку – друг, товарищ и брат, – отчеканила Маруся, – тем более наш гарнизон не такой уж и большой, все друг друга знают, в помощи никто никогда не откажет. Поводы переживать у Серафимы, конечно, были, но никаких таких отклонений я в ее поведении не замечала. Совершенно нормально Сима себя вела.

«А вот к чему ведет товарищ следователь, непонятно», – подумала Маруся. И тут ее осенило.

– Погодите-ка, – насторожилась она. – Вы намекаете, что Сима могла… сама с собой что-нибудь сделать?! Я понимаю, что версия о самоубийстве для вас, наверное, более предпочтительна, чем об уби… чем какая-либо другая…

– Но-но, гражданочка! Попрошу не перегибать палку! – Малышев привстал из-за стола, грозно сверля Марусю глазами. – Следствие само решит, что для него предпочтительнее.

– Простите, если я что-то перегнула, но, по-моему, это не может быть самоубийство, – не унималась «гражданочка». – Сима не из тех, кто в порыве отчаяния способен лишить себя жизни. Вы нашли что-нибудь, что подтверждало бы версию о самоубийстве? И потом – как, по-вашему, она это с собой сотворила? Чем отравилась?