— Белые рядом,— ответил Маркин, доставая кисет с махоркой.
Серега Гордеич представил вражеские суда под обрывами Верхнего Услона — двухэтажные пароходы, истребительные катера, тяжелые баржи, готовые к бою. Представление было таким объемным, что Серега Гордеич прикрыл веки.
— Как здесь хорошо,— мечтательно вздохнул Маркин.— Так и хочется сойти на берег и остаться. Мне гадала цыганка, что проживу девяносто лет. Революции нет еще и года, а я уже прожил в ней целую вечность. Ты понимаешь, Серега Гордеич, что такое вечность в одном году?
Пулеметчик не отвечал: ум его пока не охватывал исторического пространства времени.
— Один год революции изменил всю мою жизнь. Говорят слепые видят вспышку молнии, на какую-то долю секунды но видят. Революция сделала зрячими мильоны слепцов, в том числе и меня. Не на секунду — до смерти.
гпп^Л Ь г ШТУР г° ВаЛ Зимний > комиссар? —почему-то шепотом спросил Серега Гордеич.
Я занимал царские министерства...
А что ты делал на второй день революции?
Громил юнкеров в Инженерном замке...
~ на третий день? — все тем же таинственным полушепо-том выспрашивал Ссрсга Гордеич.
п третий день создавал Комиссариат иностранных дел.
Позвал меня Свердлов и объявил:
«Власть в наших руках, пора управлять Россией. Иди на дипломатическую работу, Маркин...»
«Какой же из меня дипломат?»
«А вот Владимир Ильич уверен, что ты справишься с этим делом...» ■
«Что тут поделаешь, если сам Ленин...»
Маркин сознавал историческое значение событий, в которых участвовал, но не ценил в них собственной роли. Нелегко говорить об истории правдиво, а Маркин не умел убегать от правды в пышное суесловие. Но ему не пришлось бы приукрашивать события,—они и так были невероятными. Невероятность часто приводит к легендам; к счастью, легенды разрушаются документами. Не потому ли документы революции ценнее ее легенд...
Снежным ноябрьским утром явился Маркин в министерство иностранных дел. Распахнул парадную дверь, взбежал на ступени мраморной лестницы. За ним, оставляя мокрые следы на коврах, шли балтийские матросы и питерские рабочие. Шли мимо чиновников в костюмах черных, словно графит и воротничках чистых, как первый снег. у
Маркин осматривал бронированные комнаты: в них хранились секретнейшие военные договоры. Зашифрованные, опечатанные, опломбированные договоры эти оберегались надежно: никто, кроме царя, министров и самых приближенных чиновников, не знал их содержания.
В министерском кабинете он остановился перед огромным и зеленым, словно лесное болото, письменным столом Долго стоял в нерешительности: с чего начинать?
ebooksa