Красные и белые. На краю океана

22
18
20
22
24
26
28
30

Такая дьявольская сила В девизе пламенном — «даешь!»,—

раздался за его спиной беззаботный голос Сереги Гордеича. Пулеметчик выходил из гальюна, с ремнем на шее, застегивая брюки. Сразу осекся, увидев комиссара. Маркин не обратил внимания на нарушенный порядок,— слишком в раскованном и летящем настроении находился он сам.

Он взошел на капитанский мостик, взял у вахтенного бинокль. «Ваня-Коммунист» — после освобождения Казани буксиру присвоили такое наименование — стоял на якоре около Пьяного Бора. Здесь река особенно широка и многоводна; с левой стороны в Каму впадает Белая. В устье Белой находятся суда адмирала Старка. Адмирал жаждет реванша после поражений под Казанью, Елабугой, Набережными Челнами. Возможно, сегодня он попытается навязать бой красной флотилии. А красная флотилия стоит в трех верстах от «Вани-Коммуниста».

Обо всем этом Маркин был прекрасно осведомлен. Не знал он только о барже с арестантами, что обречена на гибель в Гольянах, да что выше Пьяного Бора, между дровяными поленницами, замаскирована вражеская батарея.

Маркин водил биноклем по камским берегам — в окулярах проплывали отмели, песчаные косы, луговые гривы, уже подпаленные встающим солнцем. Медный круг его торжественно выдвигался из сосновых макушек, последние ночные тени поспеш-

но убегали по реке; в белесых испарениях мелькал длинный рыжий остров, прикрывающий устье Белой. Маркин напрасно пытался разглядеть суда адмирала Старка, скрытые островом,— их не было видно. Маркин опустил бинокль и вдруг засмеялся тихо, потом все громче, все заливистей. Он хохотал так заразительно, что вахтенный, тоже заулыбавшись, спросил:

— Чему смеешься, комиссар?

— Вспомнилось, как я дипломатом был!

— Не понимаю, что тут смешного, комиссар?

— Да я не над дипломатической рдботой смеюсь. Мне смешно, как я послов царскими орденами награждал. Понимаешь, явился ко мне секретарь испанского посла — вкрадчивый, вертлявый, скользкий, будто налим. И задушевно так говорит:

«Мой посол оказал болыиевицкому правительству серьезную услугу. Он единственный из всех послов переслал в Испанию вашу ноту о мире».

«Ну и что же? Это его святая обязанность».

«Теперь мой посол возвращается в Мадрид и просил меня напомнить про его услугу. Он очень любит ордена: у него уже есть английский, австрийский, бразильский, мексиканский, американский, французский, еще шестидесяти двух государств высокие ордена, но очень бы хотел он иметь и русский орден...»

«Советская республика орденов еще не учредила. Нам нечем наградить господина посла...»

«Он не возражал бы против царского...»

«Ах, вот как! — Я открыл сейф, зачерпнул полную пригоршню орденов и медалей, высыпал на стол. — Вот Андрей Первозванный, вот Анна с мечами, а это крест святого Станислава. Можете выбрать не только послу, но и самому себе...»

Солнце поднималось все выше над октябрьскими, в последних алых и желтых знаменах, лугами, и бодрящий свет переполнял Маркина. Вспомнился свой же девиз: находить врага первыми — первыми нападать на него. Решение — высадить на левый берег десант и напасть на адмирала Старка — пришло внезапно. Оно было подсказано солнцем, звонким утром, верой в собственные силы.

В небе пронеслась стайка чирков, прошумели крыльями лебеди, обронив в реку прощальные клики. С правобережных сосновых круч падали блистающие снопы ручьев, взрывались в Каме и, крутясь солнечными колесами, уходили за песчаную косу. Слишком прекрасен был утренний мир, чтобы можно было усомниться в победе. И Маркин подозвал Серегу Гордеича.

— Бери шлюпку, отправляйся к командующему флотилией. Передай — я высаживаю десант на левый берег. Десантники обстреляют белых, и мы атакуем адмирала Старка.

С канонерских лодок, с истребительных катеров началась высадка десанта. Матросы высаживались бесшумно и быстро, неся на плечах «виккерсы» и «максимы».