Послышались истошные крики. На таежной поляне десятник оил старателя, приговаривая;
Возверни самородок, собака!
Старатель корчился под ударами, но молчал, десятник развернулся для нового удара. Донауров перехватил его руку
— Не смей бить человека!
Может, целовать его?.. — Десятник отступил на шаг взмахнул лопатой над головой Донаурова.
Стой! крикнул повелительный голос, и Елагин вышел из-за кустов.
Десятник бросил лопату, почтительно снял шапку.
Это тебе за старателя! — Елагин ударил десятника по физиономии, тот взмотнул головой, —А это за то, что посмел
поднять лапу на моего гостя. На своем прииске могу бить тоть-ко я.
Десятник выплюнул зуб, ответил беззлобно:
— Напрасно бьешь, хозяин. Ахметка спер самородок. Сам видел, как из проходнушки выдернул. Я его за кражу приласкал, а меня за что?
Где самородок, Ахмет? — спросил Елагин.
— Врет он, бачка, не брал я самородка, хоть секим башка, не брал. ’
— Подойди ко мне поближе...
Старатель опасливо приблизился к Елагину.
— Куда спрятал самородок?
— Обыщи — нет, башка под топор — нет!
Я обыскивать? Сам отдашь! Раздевайся быстро, мне ждать недосуг.
Старатель стал раздеваться. Елагин вынул трубку, закурил и ждал, словно не замечая Донаурова.
Стой и не шевелись. Заберись на тот пенек и стой.— Елагин выбил пепел из трубки, повернулся к Донаурову: —■ Славно, что пришли. Сейчас тронемся на старательный совет.