Красные и белые. На краю океана

— Кто сказал, что я поэт?

— А Феона и сказала. Поэты же всегда певцы свободы.

— Ну не все и не всегда.

— Должны быть, иначе на кой черт поэзия!

— Я ведь тоже из отряда Елагина,—напомнил Андрей.

— Так же похож на елагинского молодчика, как я на красного волка белого Севера,— рассмеялся Южаков. — А ведь меня красным волком окрестил Елагин. У меня просьба. — Южаков выволок из угла тугую кожаную сумку. Поставил перед Донауровым. — Тут сорок фунтов золотого песка, прими артельное добро на хранение.

— Доверяешь встречному-поперечному? Я, может, жулик первостатейный? — Донауров приподнял сумку, определил ее вес. — Да, фунтов сорок, не меньше.

— Если тебя любит Феона, если ты друг Ильи Петровича, если дерешься с Матвейкой Пауком из-за неотрезанных чужих ушей, то этакому жулику можно довериться...

— Ух ты, сколько «если»! Но я перебираюсь в Охотск, куда девать ваше золото?

— Суму к седлу приторочь. В конце концов и мы нынешней зимой на Побережье объявимся,— многозначительно сказал Южаков.

— Будете, когда рак на горе свистнет.

— А рак вот-вот да и свистнет. Последние события свидетельствуют: власть полковника Широкого на Побережье скоро лопнет. Время-то нынче оборотистое: сегодня наверху белые, завтра — красные.

— Откуда известно про события-то?

— Илья Петрович славные радиограммы перехватывает. Красные гонят адмирала, он покинул Омск и с золотым эшелоном тащится в Иркутск. Знаешь, сколько у Колчака русского золота? Почти семьдесят тысяч пудов, не считая драгоценностей из царских сокровищниц.

— Боюсь, у твоих артельщиков не хватит силенок сковырнуть полковника Широкого.

— Как знать, как знать! Про большевиков тоже трещали: захватили-де власть на три дня, а они уже четвертый год... Когда думаешь подаваться в Охотск? — спросил Южаков, меняя тему разговора.

— Зовет Феона, и я не стану задерживаться.

— Никому не болтай про наше золото. Упаси боже, а то твои же дружки тебя же к стенке.

Андрей забил жердями хижину, навьючил свое и чужое добро на лошадей и отправился в путь на заре, когда вспыхивали бликами сопки и напряженное безмолвие сдавливало тайгу.

Первые два дня он ехал, не замечая таинственных перемен в природе. На третьи сутки его неподалеку от Охотска настигла пурга. Сперва заколебался, застонал примороженный воздух, во всех направлениях помчались шепоты и вздохи, солнечный диск начал пересекать ржавые полосы, и потемнели окрестности, й мир погрузился в белую тьму. С горных вершин сорвался ветер, деревья согнулись, выпрямились, зашумели, вихрь опрокинул Андрея и поволок по снежным сугробам. ,