Это золото Горной артели, его передал мне на хранение Алексей Южаков.
Разлука научила меня ценить твою любовь выше золота. Если золото артельное, то надо беречь это, как тайну...
Ты здесь, и полковник Широкий теперь уже не посмеет ухаживать за мной,— рассмеялась Феона.
— Я набью ему морду!
— Не смей вытворять глупостей.
— А сплетников заставлю просить у тебя прощения.
— Сплетники бывают двух родов: фотографические и гиперболические. Сплетни убиваются или насмешками, или презрением к ним. — Феона обняла Андрея, прижалась щекой к груди, стала считать удары его сердца, радуясь, что они ровны и спокойны, и шептала первые, взбредшие на ум слова; они звучали в его душе, как ветер в майской листве берез.
— Я полюбила тебя, и как-то незаметно явился опыт любви. Он учит скрытности, хитрости, чарующей лжи, всему, что жизнь отвергает, а любовь считает необходимостью. Иногда думаю: любовный опыт — это арка, через которую виден неведомый мир. Смотри же на меня, смотри, без глаз нет сердечного разговора, как нет приказа для любви...
— Любят только по приказу сердца,— поправил Андрей. —* По любым другим можно совершать подвиги, можно идти на смерть, но не любить.
Любовь еще учит стремиться к цели. Цель, достигнутая
через любовь, дает устойчивое счастье, особенно женщинам,—• продолжала Феона. — В одной лиійь любви каждый человек достигает своей вершины...
Андрей перевел взгляд на узкую кровать под белым покрывалом. Все вещи и безделушки в комнате приобрели для него значение — на них отблеск ее личности. Андрей сидел, прислушиваясь только к пощелкиванию каблучков на кухне, и это пощелкивание наполняло его целиком, им овладело желание — острое и пьянящее, как запах цветущего багульника.
После обеда Феона села на подлокотник кресла, к Андрею; он стал целовать ее в губы, лоб, шею, она отвечала на поцелуи. Тогда он положил ее на постель; она отвернула голову, скрывая от него сияние полузакрытых глаз.
— Не надо этого, умоляю,— услышал он ее шепот и устыдился, и опять увидел портрет матери со строгим, осуждающим лицом. Он оторвался от Феоны, она положила руки на его плечи.
— Ну не надо сердиться...
С кровати было убрано покрывало, со стены портрет матери.
— Феона! — сказал он. — Феона, Феона! — повторял он.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
— Илья Петрович просил передать, что лучшее время для выступления — ночь. Младшие чины гарнизона перешли на нашу сторону и не поднимут тревоги, караулы пропустят в Охотск без единого выстрела. Илья Петрович советует окружить штаб-квартиру полковника Широкого и факторию Дугласа Блейда. Там допоздна засиживаются все богачи, можно взять их без возни. И еще одну новость передает Илья Петрович: верховный правитель арестован большевиками в Иркутске. С падением Колчака теряет свои полномочия и полковник Широкий,— заключил Василий Козин, вздыхая и откидывая голову на бревенчатую стену. — Весь день тащился, снегу намело — страсть, совсем из сил выбился. На тропе хорошо бы поставить часовых и не пропускать никого с приисков на Побережье. Особливо людей от Ваньки Елагина.
Козин широко зевнул и уронил на грудь голову.
ebooksa