Грех и шоколад

22
18
20
22
24
26
28
30

– Вы получаете лекарство со скидкой? – спросил красавчик.

– Я думала, в твоем распоряжении обширные записи о всех магах?

Я не удержалась. В его сведениях нет никакой системы – совершенно непонятно, что этот парень знает, а чего нет.

– Мордекая оставили умирать; его стая руководствуется верой в то, что природа возьмет свое. Их записи скудны, так что… – Под шевельнувшимся незнакомцем заскрипел стул. Я оглянулась, но его лицо, словно каменная маска, ничего не выдавало. – А о девушке в наших записях вообще ничего нет.

– Я чешир, – сообщила Дейзи. – И меня тоже оставили умирать.

– Тссс.

– Клянусь Богом, Морди, если ты пихнешь меня еще раз…

– Она не чешир. – Я обхватила голову руками, вдруг почувствовав себя вымотанной донельзя. – Она не настолько невежественна. И не так высокомерна. Но она не-маг и ее положение, вернись она в приемную семью или детский дом не-магов, было бы кошмарным. И – нет, у нас нет никаких скидок на лекарства.

– Воровство считается скидкой? – Дейзи хихикнула.

– Толкни ее, Мордекай, – велела я.

– Понимаю.

В руках незнакомца снова зашелестели перемешиваемые карты.

– Понимаешь?

Не знаю, зачем я спросила. Так уж получилось.

Над нами повисла тишина. Молчание затягивалось, его тяжесть соперничала с криками и ревом бурлящей вокруг ярмарки. Наконец, когда я уже была почти готова повернуть голову и вновь посмотреть на него, хотя бы для того, чтобы увидеть, какие грозные тучи собираются в его глазах, он сказал:

– Нет. Я никогда не знал бедности. Никогда не видел, как близкий мне человек страдает лишь потому, что я не могу позволить себе лечение, в котором она – или он – нуждается.

Он допустил промах, проговорился – и теперь я действительно повернулась.

Тень скользнула по лицу незнакомца, частично скрыв кипящую в нем ярость. Один глаз, отразив свет ярмарочных огней, злобно сверкнул.

Но под всем этим таилась боль. Пустота, которую он, похоже, не мог заполнить.

Его магия окутывала меня, но на этот раз все было по-другому. Вместо похоти, вместо страсти, что охватили меня в баре, едва не подтолкнув к сомнительным решениям, я почувствовала пустоту. Соленый ветер обрел собственную жизнь, ласка его превратилась в тоску по качающимся волнам. Песнь океана плыла ко мне от залива, скорбная, но прекрасная, обволакивая мое сердце.