«Здравствуйте, Ульяна Егорьевна, пишет к вам с берегов Волги из далекого города Вольска незнакомый вам человек Богдан Парменович Беспрозванных, так как после тяжелого ранения лежу в госпитале: вместе с известным вам Василием Андреевичем Хлыниным и хочу сообщить кое-что. У меня тяжелая рана в груди, одно легкое отрезали и другим чуть дышу. А Василию перебило позвоночник, он не встает с постели и тяжко мучается. Врачи у нас хорошие, лечат, как медициной положено, однако против природы ничего не сделаешь. Я знаю, что мы безнадежные и скоро помрем. Я все время верил в жизнь, а теперь не верю.
Пишу я вам про Васю, чтобы вы к нему приехали, как у него больше никого нет, а про вас он мне рассказывал и адрес сообщил. Сам писать вам отказывается, сколько я ни советовал, все говорит, ни к чему это. На что, мол, я ей такой калека, совсем беспомощный. Вот если выздоровлю, встану на ноги, тогда и без письма заявлюсь, как и обещал Ульяне Егорьевне. Да как же ему надеяться, если совсем не жилец, хоть и гордость в душе большая, а здоровья нисколько нет и врачи давно не обещают?! Погибает он тут, вот и все. А ухаживает за Василием медицинская сестра Зинаида, которой он тоже не велит писать вам. Она душевная и добрая, на фронте всю войну провела, нашу солдатскую братию спасала, да и сама с пулями и осколками не раз встречалась, смерти в глаза заглядывала. А как кончилась война, эта медсестра Зиночка приехала с поездом раненых из самого Берлина и дала нам клятву, пока не выздоровеет последний раненый, она не уйдет из госпиталя на мирную жизнь. Так и бедует с нами наша медсестра, хоть нас совсем мало осталось, тяжкие давно померли, а кто покрепче был, по своим домам разъехались, как война давно кончилась, а нас она, проклятая, до сего дня за горло душит.
А как Василию никакие лекарства не помогают, врачи разрешили Зине взять его к себе на квартиру, как она сама просила, чтобы день и ночь за ним смотреть, за его жизнь до конца биться. И помогают ей старушки-сиделки, все на бога надеются, а кой бог поможет, если медицина не в силах. Так наш Василий в чужом доме лежит, как дитя беспомощное, и заступиться некому, потому у него отца и матери давно нет, а жена Вера погибла от пули врагов, и остался у них маленький сынок-мальчишка, и приютила его в своей семье солдатская жена Варвара Суворова из деревни Смолярное, Смоленской области. Вася любил свою жену Веру, а теперь ее нет. Простите, что я написал про это дело, а только вам лучше приехать, пока он живой. Сказал это все мне Василий по секрету, когда еще со мной рядом в госпитале лежал, а теперь я чую, что мне конец приходит, не желаю уносить такую тайну в могилу. Василий помрет, не скажет, а мальчишка должен знать, что отец его был герой.
Пишу вам истинную правду, все равно мы с Васей не жильцы на этом свете.
С низким поклоном и приветом к вам Богдан Беспрозванных.
Не обижайтесь на меня, что я прислал такую весть, делайте, как знаете».
Ульяна с трудом дочитала письмо. В глазах потемнело, дышать было нечем, казалось, сердце остановилось. Хотелось закричать, завыть, но в горле все пересохло, не было сил. Голова закружилась, все поплыло перед глазами. Опомнившись и придя в себя, она еще несколько раз перечитала письмо.
Забросила работу в огороде, не пошла на колхозное поле, весь день сидела дома одна. Все думала о Василии, о его жене — незнакомой Верочке, и как-то с особой болью — об их ребенке, неведомо куда занесенном ветром войны. Ночь не спала, надеялась на чудо. Все ей мерещилось, будто кто-то стучит в окошко, не то скребется в дверь. Часто вставала с постели, спрашивала через дверь:
— Кто там?
В ответ — ни звука.
Тогда она снимала крючок, выходила на крыльцо. Обняв босые ноги, сидела на холодных ступеньках до рассвета, смотрела на калитку.
На другое утро пошла к Лизке. Позвала рыжую Ефросинью, красивую Дуську, которая брала у них с Лизкой молоко для своих детей. Прочитали письмо вслух, поохали, погоревали.
— А все же это не факт, — сказала Лизка. — Может, и не умрет. Чего убиваться?
— И то правда, — вздохнула Дуська. — Вон у нас в магазине один приезжий солдат рассказывал: дома похоронную на него получили, а он вдруг явился. Говорит, контуженый был, целый год без памяти лежал в госпитале.
— Да как же он без меня? — вздохнула Ульяна. — И ребеночек, бедный, все время из головы не выходит, будто плачет, дитё безутешное, и ручонки протягивает.
— Что он тебе дался? Чужой же! — успокаивала Ефросинья.
— Нет, бабы, — сказала Ульяна, складывая письмо. — Еще с вечера решилась я ехать. Об одном пришла просить вас: покараульте мою хибарку да за коровой приглядите. Бери, Дуня, себе все молоко, у тебя детишки малые.
— Спасибо, Ульяна. Не беспокойся ни об чем, догляжу твою корову и все сохраню. Поезжай, с богом.
В воскресенье Ульяна пошла на базар, продала патефон, шевиотовый костюм мужа и собралась в дорогу.
Ехать пришлось долго, с пересадками, а под конец даже плыла на пароходе по быстрой и широкой Волге-реке. Сколько разных людей живет в России, какими невиданными полями, лесами украшается ее просторная земля. Едешь, едешь, и все нет конца и краю твоей дороге. Спросит Ульяна у добрых людей, скоро ли такой-то город? «Скоро», — отвечают ей люди, а конца пути все нет и нет.
ebooksa