Ульяна обернулась, слезла с табуретки.
— Садись, коль пришла. Чего надо?
— Опять за тобой притащилась, — сказала Фроська. — Председатель говорит, всем нужно на работу, а то хозяйство развалится.
— Оно и так развалилось, — махнула рукой Ульяна.
— Ноне дела, должно быть, лучше станут. Евсея Миронова в председатели выбрали, он на войне старшиной был и в партизанах служил, да и ранее честным человеком считался. Он и послал меня за тобой. Вы, говорит, бабы, большая сила, помогайте, без вас беда. Верно понимает нашу жизнь, ей-право.
— Эх, Фроська, перебили хороших мужиков, и некому за дело взяться. Твой-то Васька что делает? Чай, не калека, живой с войны воротился. Вместе с Евсеем пришел, вместе и за дело брались бы.
Фроська подсела поближе к Ульяне, вздохнула.
— Слабый он, никак не может отоспаться, — сказала она про мужа. — Да и что мы на мужиков надеемся? Нам бы все взять в свои руки. Иди на ферму, как до войны работала.
— Не та я теперь стала. Под самый корень подрезали.
Фроська вздохнула и принялась рассматривать фотографии.
— А партизан-то твой пишет?
Ульяна долго молчала, глядя за окно, где на голой осине сидели вороны. Потом ответила нехотя:
— Дала я себе зарок — ждать, пока снег растает. А не объявится к тому времени, сама искать стану.
— Да зачем он тебе, коль забыл? — спросила Фроська.
Ульяна с укоризной посмотрела на подругу.
— Либо убило его в конце войны, а может, еще что случилось, иначе непременно пришел бы. Раз сам не является, надобно мне идти по его следу.
— Забудь ты его, Ульяна, ей-право, — жалеючи сказала Фроська. — Устраивай свою жизнь сама, зализывай раны, живи. Да коли б не этот партизан, небось Петенька твой живой бы остался.
Фроська, молча повернулась к окну, поковыряла пальцем намерзший иней, подышала на стекло, пока оттаял кружочек под теплыми губами.
Ульяна с ненавистью посмотрела на Фроську, сжала белые губы.
— Уходи. Нечего тебе тут делать.