– Знаешь ты этих римлян, Клавдий? Принадлежат они к числу знаменитостей или к простой посредственности?
– Эвмолпий хороший боец из второстепенных, Лепид. Непимия, того, что поменьше ростом, я никогда не видал, но он сын одного из императорских фискалов[27] и прошел хорошую школу, без сомнения. Это будет хорошее состязание, но мне опостылели игры, отыграть свои деньги я уже не могу – все кончено, я разорен. Проклятый Лидон! Кто мог подозревать, что он так ловок?
– Послушай, Клавдий, я, пожалуй, сжалюсь над тобой и принимаю твое пари за этих римлян.
– В таком случае я ставлю десять сестерциев на Эвмолпия!
– Что ты? Ведь Непимий – новичок! Нет, нет, это чересчур рискованно.
– Ну, так десять против восьми.
– Согласен.
В то время, как началось таким образом состязание в амфитеатре, на верхних скамьях был зритель, для которого игры имели захватывающий, мучительный интерес. Престарелый отец Лидона, несмотря на то, что как христианин, питал отвращение к зрелищам, в своем смертельном беспокойстве за сына не мог устоять против желания увидеть решение его участи. Одинокий, среди яростной толпы чужих людей, подонков черни, старик ничего не видел, ничего не чувствовал, кроме присутствия своего удальца-сына! Ни звука не сорвалось с губ, когда дважды он видел его падающим наземь, он только побледнел и весь задрожал. Но он испустил глухой крик, когда победа осталась за его сыном, не зная, увы, что эта победа – только прелюдия к еще более страшному бою.
– Мой храбрый мальчик! – молвил он, отирая слезы.
– Разве это твой сын? – спросил смуглый малый, стоявший по правую руку от назареянина. – Он славно дрался, но мы еще посмотрим, как он выдержит дальше. Слышь! Ведь он должен состязаться с первым победившим. Ну, старинушка, моли богов, чтобы этим победителем не оказался кто-нибудь из римлян! Или гигант Нигер…
Старик снова сел и закрыл лицо руками. Теперь состязание было для него не интересно, – в нем Лидон не участвовал. А тем не менее все-таки бой имел для него смертельный интерес, так как первый, кто падет, будет заменен Лидоном. Мысль эта пронеслась в его голове с быстротою молнии. Старик вздрогнул и нагнулся вперед. Напрягая взор и судорожно сжав руки, он стал жадно наблюдать поединок.
Первым делом особенное внимание публики привлек бой между Нигером и Спором. Вообще этого рода состязание благодаря своему почти неизменно роковому исходу и большой ловкости, которая требовалась от противников, всегда было особенно привлекательно для зрителей.
Они стояли на значительном расстоянии друг от друга. Странный шлем на Споре скрывал его лицо, но черты Нигера, с их выражением сосредоточенной, свирепой жестокости, возбуждали во всех какой-то боязливый, жуткий интерес. Так простояли они несколько минут, не спуская глаз друг с друга. Наконец Спор стал медленно подвигаться вперед, с большой осторожностью направив меч острием в грудь врага, как это делают в современном фехтовании. Нигер отступал по мере того, как надвигался противник, зажав сеть в правой руке и ни на мгновение не спуская своих маленьких, сверкающих глаз со Спора. Вдруг, когда Спор приблизился к нему на расстояние руки, ретиарий бросился вперед и закинул сеть. Быстрым уклонением корпуса гладиатор спасся от мертвой петли. Он испустил пронзительный крик счастья и ярости и ринулся на Нигера. Но тот уже собрал сеть, вскинул ее на плечи и пустился бегом по арене с такой быстротой, что преследователь тщетно старался нагнать его. Народ хохотал и аплодировал, видя напрасные усилия широкоплечего гладиатора изловить бегущего гиганта, но в эту минуту общее внимание было привлечено состязанием двух римлян.
Вначале они встали лицом к лицу, на таком расстоянии, как в современном фехтовании. Но крайняя осторожность, проявляемая обоими, мешала бою принять жаркий характер и позволила зрителям посвятить все свое внимание состязанию Спора с его противником. Но теперь римляне мало-помалу разгорячились и вошли в азарт. Они нападали, парировали, отступали с тщательной, но едва уловимой осторожностью, характеризующей бойцов опытных и равных в ловкости. Но вот Эвмолпий, старший гладиатор, при помощи искусного обратного удара, от которого считали очень трудным уклониться, ранил Непимия в бок. Народ закричал. Лепид побледнел.
– О! – сказал Клавдий. – Дело почти кончено. Эвмолпию остается только продолжать полегоньку, а тот постепенно истечет кровью.
– Но благодарение богам, он не смирится. Смотри, как он напирает на Непимия. Клянусь Марсом! Но и Непимий метко ударил его! Слышно, как зазвенел шлем! Клавдий, я выиграю!
– Мне следует играть только в кости! – простонал Клавдий про себя. – Ах, отчего нельзя передернуть гладиатора!
– Спор! Браво, Спор! – заревела чернь, когда Нигер, вдруг остановившись, опять закинул сеть и опять – неудачно. На этот раз он отступил недостаточно проворно. Меч Спора нанес ему тяжкую рану в правую ногу. Лишенный способности бежать, он был усиленно тесним свирепым меченосцем. Однако его высокий рост и длинные руки продолжали давать ему немалые преимущества. И, наставив свой трезубец перед врагом, он в продолжение нескольких минут успешно отражал его нападения. Теперь Спор пытался, при помощи проворного движения, обойти врага, который, конечно, мог двигаться лишь медленно и с трудом. Но, производя этот маневр, он забыл всякую осторожность и слишком приблизился к великану, поднял было руку, чтобы нанести удар, и получил все три острия рокового трезубца прямо в грудь! Он упал на одно колено. В один миг гибельная сеть окутала его. Тщетно старался он высвободиться из ее петель. Снова и снова он отбивался от ударов трезубца, кровь его лилась ручьями сквозь сетку и окрашивала песок. Наконец он опустил руки, в знак того, что побежден.
Победивший ретиарий снял сеть и, опершись о копье, взглядом спрашивал у публики ее решения. В тот же момент, побежденный гладиатор обвел амфитеатр своим мутным взором, полным отчаяния. Но во всех рядах, на всех скамейках он встретил лишь беспощадные, безжалостные взгляды.
Шум утих, замолкли крики. Наступила страшная тишина, – не было в ней сочувствия. Ни одна рука, нет, ни одна, хотя бы женская рука, не подала сигнала к пощаде и дарованию жизни! Спор никогда не был популярен на арене. И за минуту перед тем интерес был возбужден до крайности в пользу раненого Нигера. Народ разгорячился и жаждал крови. Мимический бой уже перестал восхищать. Интерес возрос до желания жертвы и жажды смерти!