— Пока я здесь, на хуторе, — прибавил Юрий, — уйти легче. Если, как сегодня, я бы не вернулся к вечеру, меня бы долго ждали, потом послали бы искать, не растерзали ли меня звери… Они нескоро догадались бы, что я сбежал, и мы успели бы пройти нимало… А после, когда и меня и тебя засадят в замок, тогда, даже если бы удалось уйти, скоро поднимется тревога и пошлют в погоню…
Швентас поддакивал, но ломал руки. У него давно созрела мысль, взлелеянная исподволь, в которой он еще не смел признаться. Он хотел сначала подготовиться и убедиться, что осуществление ее возможно. Бегство сухим путем было почти немыслимо. Швентас мечтал о большой лодке, в которой можно было бы спуститься ночью по Ногату в море, а там, вдоль берегов, добраться до границ Литвы. Но ему давненько не приходилось иметь дела ни с лодками, ни с веслами. О рукавах реки и ее устье он имел очень слабое понятие, да и то с чужих слов. А все же полагал, что с помощью судьбы, в которую Швентас верил, бегство водой было единственно осуществимым. Плавал он, как рыба. Как всякий полудикий человек, он умел плавать, не учась, и думал потому, что должен уметь и Юрий. Значит, спастись они могли бы в любом случае, да и трудно выследить бежавших по воде… Носясь с такими мыслями, Швентас частенько бродил по берегу Ногата, заблаговременно присматривая лодку, которую можно было бы похитить; о том, чтобы добыть ее иным путем, не могло быть даже речи.
Однако, не будучи еще уверен в исполнимости намеченного плана, он ничего не говорил о нем Юрию. Промолчал и на этот раз.
— Рымоса мы также должны взять с собой, — прибавил Юрий, поторапливая Швентаса, — подумай и о нем… и кто знает, — прошептал он, — придется, может быть, забрать еще четвертого.
Батрак вспылил:
— И одному-то, кунигасик, трудно, — сказал он, — вдвоем еще трудней, втроем почти уж невозможно, ну а четверых я не берусь тащить!
И он горько засмеялся.
— Ой, молодо-зелено! — ворчал Швентас. — Мало вам унести свою голову, надо вам, кунигасику, целый поезд, чтобы полегче выследили да всех разом и прикончили!
— Ведь втроем или сколько нас там будет, — возразил Юрий, — легче защищаться.
— Когда дело дойдет до защиты, — насмешливо вставил Швентас, — лучше самим влезть в петлю да повеситься. И чего вам еще вздумалося: воевать!
Юрий молчал.
— Ну, Рымос… положим, — сказал батрак. — А кто четвертый?
Юрий вспыхнул и продолжал молчать.
Дошлый старик вычитал в этом румянце все, что требовалось, и догадался, точно знал наперед, о ком шла речь.
— Не хотите сказать, не надо, — заметил он, — знаю и без вас. Рымос прожужжал вам уши девкою от Гмунды… либо вы сами где-нибудь ее увидели. У молодых только на уме, что бабий фартук, а, по-моему, баба выеденного яйца не стоит, и сам я из-за бабы лоб расшибать не буду и вам не дозволю.
Оба пристально взглянули друг на друга, и Швентас был уверен, что не ошибся. — Красных девок на Литве не оберешься! — прибавил он.
Юрий не хотел ни откровенничать, ни спорить. Он просто промолчал.
— Как ты там хочешь, — сказал он, отвернувшись, — но всячески промышляй о бегстве. А если ты раздумал, я пущусь один очертя голову…
— Жаль вас: задаром пропадете, — спокойно возразил Швентас, — потерпите малость, старый холоп кой-что придумает… Завтра, — прибавил он, — я наведаюсь в замок.
Он не сказал, зачем ему надо было в замок. На самом деле он хотел узнать, когда должен состояться, давно втайне подготовлявшийся, великий поход против Литвы. Швентас собирался предупредить о нем своих сородичей, так как теперь с таким же рвением предавал крыжаков, с каким раньше им служил. К тому же он предполагал, что в суматохе, неизбежной при спешных сборах, легче будет уйти тайком и незаметно.