К началу похода ожидались в гости рыцари из Германии, Франции и Англии. Украдкой в замке готовились к их приезду, а крестоносное рыцарство ликовало, так как присутствие посторонних элементов всегда служило поводом для новых послаблений, а иногда и временного упразднения монастырских правил.
Правда, тогдашний магистр Людер предупредил всех о строгом соблюдении устава. Однако не было такой власти, которая фактически была бы в состоянии, в минуты всеобщего подъема, наблюдать за точным исполнением формального закона, отнюдь не обязательного для гостей.
Швентас знал по опыту, что обычно делалось в замке накануне крупных предприятий, когда за всеми столами восседали иноземцы и, разгоряченные предстоящим боем, опьяненные вином и жаждой крови, они, как пчелы, шумным роем бросались вон из замка в переметку с монашествующим рыцарством и шли в сечу, как на пир.
Множество прислуги и разноязычной челяди, сутолока сборов совершенно упраздняли всякое чинопочитание, и в Мальборге нескоро воцарялся обычный строй. Такими днями легко было воспользоваться и исчезнуть сразу и бесследно, ибо остающиеся всегда склонны думать, что сбежавшие ушли в поход со всеми прочими. Швентас сильно расчитывал на эту суматоху. Беспокоил его только случайно подслушанный разговор, во время которого Сильвестр уговаривал Бернарда взять Юрия с собой в предстоящий набег. В замке, по-видимому, продолжали держать в тайне, когда должны собраться гости, и начаться сборы. Но старшие, по некоторым признакам, заключали, что ждать долго не придется.
Приказано было держать овес в готовности, насыпанным в мешки; счетом стояла в бочках наготовленная солонина; слуги уже разлили в дорожные бочонки мед и вино. В среднем замке чистили и прибирали гостинные покои. Великий магистр чуть ли не ежедневно принимал каких-то выборных людей. Прибывали незнакомцы с грамотами и орденскими знаками.
Как только Швентас вошел в замок, он тотчас заметил большее, нежели обычно, оживление.
Предлогом вернуться послужила ему часть конской сбруи, выданной для Юрия помощником трапера. Разузнав все, что ему требовалось, Швентас собирался уже в обратный путь, когда по дороге встретил Бернарда, неутомимо сновавшего по всем углам и закоулкам.
Тот был очень удивлен возвращению батрака и остановил его.
— Как ты смел оставить барина? — спросил он.
— Он сам послал меня, — отвечал холоп спокойно, показав новые удила.
Бернард взглянул и нахмурился.
— Можно бы временно попользоваться старым, — молвил он, — так как я скоро заставлю вас вернуться в замок. Как здоровье Юрия? Поздоровел? Окреп?
— А почем мне знать? — стал отговариваться батрак. — Когда видишь каждый день, не замечаешь перемены. Старый Дитрих жалуется, что улучшения не видно. Мрачен, молчалив, грустит… Каков был, таков и есть… Мало от него будет радости…
Бернард выслушал его презрительно.
— Видно, тебе понравилось в Пинау, — сказал он насмешливо.
— Разве мне может быть где-нибудь хуже или лучше? — возразил холоп и повел плечами. — Вся разница лишь в том, кто бьет по шее…
Крыжак отошел на несколько шагов, а потом добавил:
— Скажи своему барину, чтобы живо собирался: достаточно попраздновал; в семье Пинау он мало чему хорошему научится.
Швентас усмехнулся.
С такою-то дурною вестью спешил он назад на хутор, но не застал там Юрия. Тот теперь чаще, нежели случалось прежде, уходил из дому пешком, особенно по вечерам… Батрак имел на этот счет свои подозрения, но молчал.