В этот день Юрий вернулся, когда уже совсем стемнело, усталый и запыхавшийся, и более взволнованный, нежели когда-либо. Швентас лежал, поджидая, у порога. Увидев Юрия, он привстал с обычной насмешливой улыбкой на лице.
— Я с поклоном от Бернарда, — сказал он, — так всегда бывает: кого не хочешь встретить, на того прямехонько наткнешься. Так и я. Бернард расспрашивал о вашем здоровье; я сказал, что вы еще больны: но все это не помогло и скоро придется возвращаться в замок.
Глаза Юрия заискрились.
— Швентас! — воскликнул он. — Раньше, чем нужно будет возвращаться, я должен уйти, хочешь не хочешь…
Ничего не отвечая, батрак с выражением полного смирения лег на землю, скорчился, заложил руки под голову и глубоко вздохнул.
— Ты слышал? — повторил юноша.
— Кунигасик! — пробормотал Швентас. — Я слышу даже все, чего вы не говорите; как же может быть, чтобы я пропустил мимо ушей то, о чем вы без нужды кричите во весь голос? Старый Швентас сделает, что можно, а вы идите спать.
На другой день батрака не было на хуторе; он не вернулся и к обеду, не пришел и к вечеру. Юрий, как только начало смеркаться, направился в город. Теперь он чуть ли не ежедневно в сумерки приходил к заветному забору. Почти всегда Банюта уже ждала его; иногда приходил и Рымос, а тогда влюбленные чувствовали себя в большей безопасности, потому что он стоял дозором у калитки…
В тихих беседах с девушкой Юрий все порассказал ей, что знал и думал. Оба, с ребяческой самонадеянностью, порешили убежать; и бегство казалось им тем более неотложным, что Банюта со слезами на глазах жаловалась на дерзкое обхождение гостей, от которых Гмунда ее не только не защищала, но за чопорность преследовала бранью и грозила плетью.
У Юрия роились в голове самые безрассудные мысли о том, как уберечь девушку. Даже собственное бегство занимало его менее, нежели судьба голубоокой, златовласой Банюты. Она была первой его страстью, всепожирающею и ни с чем не желавшею считаться. Одно предположение, чтобы кто-нибудь мог отнять его сокровище, повергало Юрия в неистовство и бешенство…
А Швентас все оттягивал… Юрий готов был бросить его и на свой страх скрыться в лесах с Банютою и Рымосом… Но что потом? Он и представить себе не мог, как быть дальше.
Так было и в этот день. Вернувшись к вечеру, Юрий решил поторопить Швентаса, чтобы он во что бы то ни стало назначил день для бегства. Но батрак вернулся очень поздно, крайне утомленный, и на первые же речи кунигаса, шепнул, приложив палец к губам.
— Скоро…
Но больше ничего не хотел сказать.
Опять прошло несколько дней. И вот однажды, в полуденное время, когда на хуторе не было никого, кроме старухи Дитрих и служанки, на дворе верхом появился Бернард. Он приехал один, без конюха, а так как все были на полевых работах, то он никого не мог дозваться, чтобы подержать коня.
Старуха Дитрих вышла, причитая и кланяясь; она объяснила Бернарду, что все на работе, в поле, а молодой крыжак с холопом также куда-то отправились.
Бернард поморщился. Не хотел даже сойти с коня, раз в доме были только бабы, и велел старушке передать Юрию приказание вернуться в замок. Потом повернул лошадь и уехал.
Юрий, который в это время крадучись возвращался тою же дорогою на хутор, узнав издали Бернарда, скрылся в лозняке, чтобы избежать встречи. Сердце его билось в предчувствии беды. Он ускорил шаг и поторопился к дому. Старуха Дитрих, как только его увидела, стала звать его, чтобы поскорее передать приказание Бернарда.
— Барчук! — сказала она. — Приезжал за вами брат Бернард, зовет вас завтра в замок. Да-да, завтра, завтра! — повторяла она. — Как Бог свят, и да поможет мне святая Варвара! Так и сказал — «завтра». Сама слышала: приказал вам завтра явиться…
Юрий стоял, как вкопанный; сердце его было полно гнева: настойчивость старушки раздражала юношу, и он полунасмешливо спросил: