Из леса выходили и примыкали к ней все новые шеренги и так же безмолвно, как первые, выстраивались позади. Здесь не слышно было звуков рога, люди стояли, как бронзовые статуи.
А со стороны Маслава поднялся шум и крики, замелькали в воздухе палки, угрожая неприятелю и вызывая его на бой.
И вот наконец дрогнули ряды рыцарей, опустились пики, заколебались султаны, зашелестело знамя, зазвенели доспехи, и весь отряд ринулся, как один, сначала рысью, потом вскачь, в самую гущу полков, которые вел в бой сам Маслав.
Толпы черни тоже двинулись им навстречу, но несмело и неохотно.
Между тем закованные в броню рыцари, рысью спустившись с пригорка, врезались в толпу, которая, не выдержав первого же натиска, отступила и разбежалась в разные стороны.
Однако растерянность продолжалась недолго. Маслав со своей дружиной в свою очередь бросился на врага. Все смешалось, сплелось вместе, и началась борьба мечей и топоров, пик и палок.
В центре своих Маслав мужественно сражался, напирая с высоко поднятым мечом на ту группу, которая окружала, по-видимому, вождя этого отряда.
Три раза бросался Маслав и отступал под ударами мечей… Первые ряды его воинов уже пали, сраженные мечами и пиками рыцарей, но другие упорно шли в бой, хотя и здесь уже видны были пробоины и чувствовалось, что и эти не выйдут живыми.
В то время как около обоих вождей шел настоящий бой, на флангах небольшие отряды вооруженных рыцарей, врезавшись в пеших воинов Маслава, разбили их ряды и гнали в лес, продолжая работать мечами и пиками.
Здесь царило такое замешательство, что никто уже и не думал о защите: толпа черни, только для виду увеличивавшая войско Маслава, спасалась бегством в леса, предоставляя своего вождя с его немногочисленной дружиной собственной судьбе.
Но молодые, едва обученные воины Маслава не могли сравняться с привыкшими к боям и шедшими в сражение, как на веселую охоту, польскими и немецкими рыцарями. Они не отставали от своего вождя и бились храбро, но вдруг неожиданно поворачивали, отступали, потом возвращались с отчаянием, и было очевидно, что холодное мужество железных людей брало верх.
Когда толпа черни с криками бросилась к лесу и исчезла в нем, а два главных отряда еще продолжали упорную битву, в которой трудно было угадать, кто останется победителем, в городище Вшебор, Топорчик, Канева и еще несколько молодых и пылких рыцарей, не спрашивая разрешения у старого Белины, покинули свои посты.
Невозможно было удержать их.
— На коней! — крикнул Вшебор. — Мы нападем на них с другой стороны. — На коней, на помощь нашим!
— На коней! — пронесся призыв по всему городищу.
Все, кто только мог, бросились в конюшни седлать коней, о доспехах нечего было заботиться, потому что с самого утра все были готовы к бою.
С конями справились быстро, не было времени особенно украшать их — перебросили кусок сукна вместо седла — да взнуздали…
Белина молча смотрел на эти приготовления и своим молчанием как будто давал разрешение — разве мог он запрещать, когда сердце его стремилось навстречу к своим? К охотникам примкнул и сын его, Томко. Открыли ворота, и старику едва удалось уговорить небольшую горсточку охотников остаться в замке, чтобы не оставлять его совсем без защитников.
Отряд Маслава, боровшийся с польскими рыцарями, был обращен тылом к городищу и, вероятно, не ждал вылазки оттуда. И только тогда, когда за их спинами послышались конский топот и воинственные крики, часть его обернулась навстречу мчавшимся охотникам. Маслав, окруженный железным кольцом, не покинул поля битвы и продолжал отчаянно защищаться.
С окровавленным мечом, с пылающим лицом он перебрасывался от одной группы своих воинов к другой, оказывая помощь там, где силы начинали слабеть.