– Я через градунсик ее могу нагнать.
– Граду
– Мне Элис Холмборг показала. Садишься по-турецки и не дышишь, и думаешь про что-нибудь очень-очень горячее. Про батарею или еще что-нибудь. А потом весь лоб у тебя такой жаркий становится, что можно руку обжечь кому-нибудь.
Я чуть не сдох. Отдернул руку у нее ото лба, словно это жуть как опасно.
– Спасибо, что предупре
– Ой,
Напугала меня, как не знаю что.
– Чего такое? – спрашиваю.
– Дверь, – говорит громким таким шепотом. – Это они!
Я мигом вскочил, подбежал и погасил лампу над столом. Потом затер бычок о ботинок и сунул в карман. Разогнал воздух немного, чтоб дымом не воняло – ёксель-моксель, на фига я только тут курил? Потом схватил ботинки, нырнул в чулан и закрыл дверь. Ух, сердце у меня колотилось, как гад.
Слышу, в комнату штруня зашла.
– Фиби? – говорит. – Ну-ка прекрати. Я видела свет, барышня.
– Привет! – Это Фиби уже такая. – Я заснуть не могла. Хорошо повеселились?
– Изумительно, – говорит штруня, только видно, что не по-честному. Она никогда не радуется, если из дому выходит. – Ты почему не спишь, можно осведомиться? Тебе тепло?
– Тепло. Просто заснуть не могла.
– Фиби, ты здесь курила? Правду мне, пожалуйста, барышня.
– Чего? – говорит такая Фиби.
– Ты меня слышала.
– Всего одну зажгла и на секундочку. Я только
– Но