– Ну вот еще! Нет, мне нравится, когда говорят по делу и всяко-разно. Только чтоб не слишком по делу. Фиг знает. Наверно, не нравится, если кто-то все время по делу говорит. Лучшие оценки по навыкам речи ставили как раз тем пацанам, которые всегда по делу говорят, куда деваться. Но там один был такой, этот Ричард Кинселла. Он не сильно по делу говорил, и ему вечно орали «отвлекаешься». Жуть просто, потому что он, во-первых, такой дерганый весь – в смысле, неслабо нервный, – и у него губы все время дрожали, как ему речугу толкать, а слышно его вообще почти не было, если на задней парте сидишь. А как губы у него чутка трястись перестанут, так мне его речи больше всех были в жилу. Только предмет он все равно, считайте, завалил. Получил «плохо с плюсом», потому что ему все время орали «отвлекаешься». Например, толкал речь про ферму, которую его предок в Вермонте купил. Так ему всю дорогу орали «отвлекаешься», а препод этот, мистер Винсон, поставил ему за нее «плохо», потому что Кинселла не сказал, какие животные и овощи, и прочая хрень на той ферме росли и всяко-разно. А он чего делал, этот Ричард Кинселла – он начинал про эту фигню рассказывать, а потом ни с того ни с сего давай про это письмо, которое его мама от его дяди получила, и как у его дяди был полиомиелит и всяко-разно, когда ему сорок два года стукнуло, и как он никому не давал к нему в больницу приходить, потому что не хотел, чтоб его видели в корсете. С фермой не очень связано, никуда не денешься, но было-то нормально. Нормально же, когда тебе про дядю рассказывают. Особенно если начинают с предковской фермы, а потом вдруг дядя становится интересней. В смысле, гнусно же орать ему все время «отвлекаешься», если он такой нормальный и волнуется… Фиг знает. Трудно объяснить. – Да, в общем, и не в жилу. Во-первых, ни с того ни с сего башка жуть как разболелась. Хоть бы, ей-богу, миссис Антолини скорей кофе принесла. Меня вот чего, на хер, достает иногда – в смысле, когда кто-то говорит, что кофе готов, а он нет.
– Холден… Один короткий, слегка ханжеский педагогический вопрос. Ты не думаешь, что всему должно быть место и время? Не думаешь, что, если кто-то начинает рассказывать об отцовской ферме, ему не следует от нее отступаться, а только потом рассказать про дядин корсет? Или же, если дядин корсет – предмет такой соблазнительный, его и надо было в самом начале выбирать темой, а не ферму?
Не хотелось ни фига мне ни думать, ни отвечать ему, ни всяко-разно. У меня болела башка, и мне было паршиво. У меня и живот даже болел, сказать вам правду.
– Да… не знаю. Наверно, надо было. В смысле, выбрать темой дядю, а не ферму, если ему так интересней. Только я в том смысле, что ты ж по большей части вообще не знаешь, что тебе интересней всего, пока не начнешь рассказывать про то, что тебе не интересней всего. В смысле, тут же иногда ничего с собой не сделаешь. Я вот чего думаю – ну и пускай себе рассказывает, если хотя б интересно и что-то его заводит. Мне в жилу, если кого-то всего распирает. Нормально так. Вы просто этого препода не знаете, мистера Винсона. Иногда от него свихнуться можно – от него и от всего, на фиг, класса. В смысле, он же талдычит все время – обобщайте да упрощайте. А с некоторой фигней так просто не получится. В смысле, нельзя ж чего-то упростить и обобщить просто потому, что от тебя этого кто-то хочет. Вы не видали этого мистера Винсона. В смысле, он интель такой и всяко-разно, только все равно видать, что у него мозгов голяк.
– Кофе, джентльмены, наконец-то, – говорит миссис Антолини. Она с таким подносом вошла – с кофе и кексами и прочей фигней. – Холден, в мою сторону даже не подглядывай. Я чучело.
– Здрасьте, миссис Антолини, – говорю. Начал было вставать и всяко-разно, только мистер Антолини меня за пиджак поймал и обратно потянул. У этой миссис Антолини в волосах таких железных бигудей было навалом, и никакой ни помады, ничего. Не слишком роскошно она смотрелась. Такая себе старуха и всяко-разно.
– Я это вам оставлю. А вы уж вгрызайтесь, – говорит. Поставила поднос на журнальный столик, а все эти стаканы отодвинула. – Как мама, Холден?
– Хорошо, спасибо. Правда, я ее давно не видел, но в последний раз…
– Дорогой, если Холдену что-то понадобится, все в бельевом шкафу. На верхней полке. А я ложусь. Я вымоталась, – говорит миссис Антолини. Оно и видно. – Сами на диване постелить сможете, мальчики?
– Мы все берем на себя. А ты бегом в постельку, – говорит мистер Антолини. Чмокнул миссис Антолини, она со мной попрощалась и ушла в спальню. Они на людях всегда сильно много целуются.
Я отпил кофе и откусил где-то полкекса, твердого, как камень. А мистер Антолини себе только еще вискача налил. Он с содовой сильно крепкие мешает, это видно. Так и спиться недолго, если за собой не следить.
– Пару недель назад я ужинал с твоим отцом, – говорит вдруг ни с того ни с сего. – Ты в курсе?
– Не, не в курсе.
– Ты, разумеется, осознаешь, что он страшно тобой обеспокоен.
– Это я знаю. Что обеспокоен.
– Очевидно, перед звонком мне он получил длинное и довольно душераздирающее письмо от директора твоей последней школы, и там сообщалось, что ты абсолютно не стараешься. Прогуливаешь уроки. Приходишь на занятия неподготовленным. В общем, как ни посмотри…
– Никаких уроков я не прогуливал. Там не разрешают. На пару не ходил время от времени, вроде этих навыков речи, я говорил, но много не сачковал.
Мне совсем не в жиляк все это было объяснять. От кофе животу чутка получшело, но башка болела все равно жуть как.
Мистер Антолини закурил еще одну. Курит он, как зверь. Потом говорит:
– Честно говоря, я даже не знаю, Холден, что и сказать тебе.
ebooksa