– Конечно. Бригитта Планель.
– Или этот Шевроль.
– Нет. Шевроль не стал бы. Он надеялся, что мы сегодня поженимся.
Франсуаза вздрогнула:
– Неужели до этого дошло?
– У меня не было выхода. Я пообещала ему выйти за него, если он избавит меня от Планелихи. Гражданским браком, тетя, без венчания.
– Как это – «избавит»?
Габриэль даже взгляда не опустила:
– Как угодно, но раз и навсегда. Если ты думаешь, что меня из-за нее терзала бы совесть, то ты ошибаешься. Проклятая баба изводила меня месяцами, а тут нашла новых жильцов и собиралась донести на меня.
– А он ее… он избавился от нее?
– Откуда я знаю? Может, и избавился, но что теперь толку, если мерзкая ведьма опередила нас и меня все равно арестовали?
– Боже, какой ужас! – слезы Франсуазы жгли плечо Габриэль.
– Тетя, что мне было делать? Меня травят уже пять лет: новая власть, Давид, Ворне и пуще всех Бригитта. Неужели я не имела права защищаться?
Франсуаза сцепила худые руки:
– Значит, если бы тебя не арестовали, ты сегодня превратилась бы в мадам Шевроль?
– Этого бы не произошло, – сказала Габриэль сухо. – Я даже заявление не подписала.
– А как же Этьен?
– А что Этьен? Сволочь он, этот Этьен. Готов убить, лишь бы заполучить меня, хотя знает, что я его терпеть не могу. – Обхватила руками колени и упрямо добавила: – Мне никого из них нисколечко не жалко. – Мельком подумала о Ворне и тут же отмахнулась от этой мысли. Ни один мужчина, допустивший, чтобы она очутилась в тюрьме, не стоил того, чтобы тратить свои последние дни на мысли о нем. – Мне жалко только тебя и себя. И обидно, что меня казнят из-за всей этой сволочи.
Франсуаза обняла племянницу:
– Даже не смей так думать! Не казнят. Мы что-нибудь придумаем, я обещаю. И не ругайся, вульгарное сквернословие не подобает девице.