— А что перед Марией? Что ты мне Марией в глаза тычешь? Стыдишь. Стыдишь меня. Ты ее стыдила? Она столько же виновата, сколько и я. Вас, между прочим, силком никто не заставляет, сами соглашаетесь, а потом… проходу не даете. Она заранее знала, чем все это может кончиться.
— Детей от тебя нарожала, не испугалась. А ты напаскудил и… сбежал.
— Никуда я не убежал, живу с вами в одной деревне.
— Почему же ты не женишься на ней? Гуляли столько.
— У нас с нею такого договора не было.
— Но дети-то твои. Расти будут на твоих глазах.
— Дети мои, но жениться на ней я не женюсь.
— Чем же это она не подошла тебе? Гулять — нравилось, нагулял — разонравилась. Бессовестный ты человек, Прокопий. Вот уж…
— Не бессовестней других. Я с тобой, Алена, не об этом хотел поговорить.
— Это о чем же?
— Давай гулять будем с тобой. По-хорошему.
— Хо, сказанул! Ты еще не нагулялся? С пятнадцати лет гуляешь, а уж под тридцать тебе. Ловок ты, Проня, ничего не скажешь.
— Это мое дело. Сколько хочу, столько гуляю. Никому не в тягость. До сорока буду гулять, а свое выберу.
— Больно разборчив.
— Я всерьез предлагаю.
— За амбары с тобой ходить?
— За амбары не захочешь — не пойдешь. Невестой будешь. Я вот жениться надумал. Понимаешь, Алена?
— Как это ты решился, удивительное дело?
— Не смейся, мне не до смеха. Один, без матери тяжело. Да и… время подходит, подошло уже семью заводить. Зря ты надсмехаешься.
— У тебя невест по деревням… не перечтешь. Вез бы оттуда. Слыхали, как ты песни там распевал, каблуки в плясе стаптывал.