Подсолнухи

Прокопий ушел, Алена все так же сидела на берегу, думая свои невеселые думы, что вот молодая она, здоровая девушка, невеста, самая пора выходить замуж, а не за кого. В двадцать трудно, в двадцать пять будет еще труднее. Одна она у родителей, поздняя, мать болеет, судя по всему скоро умрет, состарится, умрет отец, останется она одна в пустой избе старой девой. Что за жизнь?! Сама судьба толкает ее к Проне. А как же любовь? Без любви долог век покажется. Поглядеть на деревенские семьи — одни в ладу, как ее родители, другие без ругани и дня не живут. Попробовать ежели? Родить детей, вот тебе и радость, вот и любовь. Вон как радуется Мария, глаза искрятся. А любовь к мужу все одно с годами проходит, заменяется привычкой. И к детям проходит с годами. Любят маленьких, а взрослых жалеют просто, ждут, скучают. Что же делать? А надобно что-то делать. Выйти разве? Страшно…

Несколько дней спустя пошла Алена к Марии. А та веселая, дородная такая стала — залюбуешься. Никакого уныния на лице. Возится с ребятишками, мать ей помогает, все у них ладится. Усадила Мария Алену, начала угощать ее, корить, что редко заходит, забыла.

— За советом пришла, — созналась Алена.

— Да ну-у? — рассмеялась Мария. — И на что они тебе, чужие советы. Сама думай, сама прикидывай, не слушай никого, чтоб потом себя не ругать, не проклинать. Что за совет?

— Прокопий жениться предлагает, вот что.

— А я знаю об этом.

— Откуда?! — Алена аж покраснела.

— Сам сказал.

— Вот трепло! — Алене хотелось выругаться.

— Да нет, успокойся, это он сказал без похвальбы. Просто сказал, и все. Встретились в переулке, разойтись некуда, а пройти мимо друг друга неловко. Остановились. Спрашиваю, как поживаешь, Прокопий? Помнишь, косили мы с тобой за логом, лежали в траве возле колодца, а ты пел? Помнишь, спрашиваю, а сама смотрю ему прямо в глаза неотрывно. А он посерел даже, представляешь…

— Мария, а ты ведь…

— Не выдумывай. Наше дело с ним решенное. Стоит, молчит, глядит в сторону, а потом и говорит, тихо так говорит: вот хочу Алену Чугаеву в жены высватать, взять, да согласится ли? Разговаривали два раза, а она ничего путного не сказала. Ругает за тебя. А одному трудно, сама знаешь. Знаю, говорю. Уж не хочешь ли ты, чтоб я свахой твоей была, Алену убеждала согласиться? Могу помочь. И опять гляжу на него. Да нет, отвечает, помощь твоя не нужна. Спасибо, сам обойдусь. И пошли мы каждый своей дорогой. А если тебе действительно совет мой необходим, то выходи за Прокопия. Да я думаю, что ты в душе давно уже решилась.

— Почти.

— Тогда чего и советы искать?

— Мария, я еще с родителями не говорила, но вдруг я соглашусь, то какими глазами стану смотреть на тебя после всего?

— Какими смотрела, такими и будешь смотреть. Вины здесь твоей никакой нет. Если бы ты отбила его у меня в парнях, ну тогда бы была обида моя. Или увела — переманила его, мужа, из семьи моей — еще крепче обида. А так… он сам по себе, я сама по себе. Выбора у тебя нет, Алена. Продумаешь, а он из соседней деревни вдову какую-нибудь привезет, мало их по деревням ждут случая. Сама и пожалеешь. У меня на тебя обид никаких нет и не будет. Пойдет путем жизнь ваша — только радоваться буду да завидовать счастью чужому. А что душа твоя раздваивается, одна половина тянет, другая отталкивает, так, может, и лучше, самостоятельнее будешь в семье.

Вечером того же дня дома Алена сказала родителям, что Проня предлагает пожениться, а она отказывается, хочет знать, что скажут мать с отцом. Первые два раза отказала напрочь, а теперь вот…

— Нашелся жених, — тихо, через силу сказала мать. — Нашелся жених, — повторила она и заплакала. — Алена, что же ты говоришь? Для чего мы тебя растили? Кобелина блудящий. Ему бы одно — бабу обрюхатить да убечь. А сам дурак дураком. Трофим, что же ты молчишь? Алена вон замуж наметилась.

— Да не наметилась, мам, вас спрашиваю.

— Нет, он не дурак, как оказалось. — Трофим Лукич бездумно сидел у окна. — А как мать похоронил, к лучшему переменился, на мужика стал походить немного. Не пьет, гармонь оставил, работу справляет добросовестно. Не нравится он мне, Алена, я тебе уже говорил об этом. Не лежит к нему сердце, и все. Видом неказистый, черт знает что. Но это ведь еще ничего и не значит — нравится не нравится. Нам с матерью, может, и не нравится, а тебе по душе. Тебе жить, тебе и думать. Сама что решила?