Свидетель Мертвых

Я поднялся на ноги, достал носовой платок, испачканный сажей и кровью, и вытер пальцы, которыми прикасался к умершему.

– Нам очень жаль, – сказал я отало Занарин, – но мы не можем вам помочь.

– Не можете? – процедила она. – Скорее, не хотите. Мы не ждали многого от вас, мер Келехар, но уж точно не думали, что вы сбежите, как трусливый мальчишка.

Я сосредоточенно вглядывался в носовой платок до тех пор, пока не почувствовал, что могу говорить, не срываясь на крик. Я поднял голову, встретил ее взгляд, полный ненависти, и сказал:

– С нашей стороны было ошибкой пытаться общаться с мертвым. А теперь позвольте нам уйти. Наш долг велит нам позаботиться о тех, кто еще не умер, и ваш, кажется, тоже.

Я вернулся туда, где лежали раненые и трудились целители. Один из них сказал:

– Отала, как вы вовремя. Поможете мне?

– Да, – ответил я и опустился на колени рядом с ним. Я не знал, куда подевалась отало Занарин, и мне было все равно.

Ближе к утру, но еще до того, как небо на востоке начало светлеть, я добрался домой, шатаясь от усталости, словно пьяный. Я не пытался уснуть, просто опустился на пол перед своим маленьким алтарем и стал молиться. Я молился за мертвых и за живых. Молился о смирении со смертью и горем. Я даже эгоистично просил Улиса об избавлении от ночных кошмаров, которые, я знал, будут преследовать меня – давние сны о пожаре на фабрике «Карлинар», новые – о взрыве «Превосходства Умвино». Я не ждал, что Улис ответит на эту молитву – прежде он никогда этого не делал, и я знал, чтó мои наставники сказали бы сейчас о моих слабостях. Но, попросив об этом, я все же почувствовал себя лучше.

На рассвете я отправился в общественные бани, чтобы вымыть перепачканные сажей волосы, избавиться от запаха гари и смерти. Потом я пошел в «Дерево Ханево» и заказал самый крепкий чай, какой у них был, – колверис, которым можно было смывать краску со стен. Я даже заставил себя съесть сладкую булочку, хотя у меня не было аппетита. Подкрепившись, я пошел в Дом князя Джайкавы, в свой холодный кабинет, к своей почте и кричащим заголовкам газет.

Вчера, вскоре после того как я ушел от Занарин, меня нашел Горонедж. Он был покрыт сажей, рука была небрежно забинтована; журналист пришел на завод не только для того, чтобы задавать вопросы. Я почувствовал к нему нечто вроде расположения. Когда он спросил, что произошло, я заметил: в руках у него не было ни блокнота, ни карандаша. Я сказал:

– Никто точно не знает, но мне кажется, это был несчастный случай. Эйсонсар – взрывоопасный газ.

– Выходит, такое может произойти с любым воздушным кораблем? О богини, как это ужасно.

А потом репортер спросил:

– Отала, вам нужна помощь?

Нет, он вовсе не был беспринципным охотником за сенсациями. Я не нуждался в помощи, но рассказал ему о тех, кому она была нужна.

Его статья о взрыве на заводе, опубликованная в «Арбитре Амало», была самой разумной из трех, хотя все они содержали самые невероятные предположения. Все вспоминали «Мудрость Чохаро», последователей учения Курнара и, подобно Занарин, искали свидетельства заговора.

Но этот случай был совершенно иным. Последователи Курнара – даже если среди них остался кто-то, способный собрать взрывное устройство, – никогда не уничтожили бы корабль, на котором находились только рабочие. У фанатиков были определенные мишени, а в сгоревшем ангаре никого из них не оказалось. Там были лишь бедняки, многие из которых, возможно, и сами верили в учение Курнара.

Все три газеты опубликовали сенсационные заметки о том, как я «укротил» обитателей Холма Оборотней. Эти истории больше подходили для бульварного романа, чем для раздела новостей, и я молился всем богам о том, чтобы читатели им не поверили. Кроме того, статьи о призраках не попали на первые полосы, и я надеялся, что их просто не заметят.

В то утро ко мне приходили два просителя, которым я не смог помочь. Я не вел разговоров с умершими; я лишь видел тускнеющие образы того, что они ценили при жизни. Я мог сформулировать вопрос. Самым частым вопросом был: «Где находится завещание?» Но я слышал и все прочие – от «Кто отец ребенка?» до «Что нам делать с бабушкой?». Но если речь шла о более сложных вещах и если после смерти проходило больше одной-двух недель, я был бессилен. В полдень, не сумев придумать ничего лучшего, я пошел домой и, зайдя на почту, обнаружил, что меня ждет письмо.