Андрес всмотрелся в мое лицо. Он, несомненно, искал там признаки безумия, и я его не винила. Что-то в доме проникло под мою кожу до того, как я успела это остановить, и оно росло, распространялось, гноилось там с тех пор. И я не знала, смогу ли когда-нибудь от этого избавиться.
– Не могу сказать, – наконец ответил Андрес. – Вам лучше спросить Палому. Одно время… мне здесь были не рады.
Его изгнание. Отчасти я предполагала, что это дело рук Родольфо, но он не возражал ни против присутствия священника на ужине, ни против его нахождения на территории асьенды. Определенно, в их общении не было теплоты, но не было и открытой вражды.
Что-то в выражении лица Андреса предостерегло меня от дальнейшего обсуждения этой темы. Нужно будет спросить Палому.
– Может быть, узнаем, совершал он это или нет, у него самого? – предложила я. – Вы проберетесь в исповедальню, как тогда со мной, но на самом деле выслушаете его исповедь и…
От его возмущенного тона к щекам прилил жар.
– Это отличная идея, – настояла я.
– Она совершенно не годится по множеству причин, одна из которых заключается в том, что я не стану нарушать тайну исповеди. – Тихий пыл, с которым он это говорил, задел меня.
– Но вы поделитесь только со мной. Чтобы предупредить и защитить меня.
– Нет. – Андрес покачал головой.
– Даже если Родольфо признается, что убил свою жену?
Он поднял сцепленные руки и, приложив пальцы к губам, бросил на меня проницательный взгляд.
– Это сложный вопрос с точки зрения этики.
– Но что, если он захочет причинить мне вред?
– Именно этого я и боюсь.
От мрачной серьезности его слов все мое тело и нутро охватила дрожь.
– И почему тогда, если вы нарушите тайну, чтобы защитить меня, это будет «сложный вопрос с точки зрения этики»? Вы хотите, чтобы я кончила как скелет в стене?
Андрес закрыл глаза. Я почти слышала, как он бормочет «cielo santo» про себя.