– Беатрис. – Это был Андрес, и на моем плече лежала его теплая рука.
На меня тут же нахлынули воспоминания о минувшей ночи: я сбежала из дома и помчалась сквозь дождь к капелле. Андрес нашел меня здесь и остался со мной на ночь.
Но Андрес, который стоял надо мной сейчас, был не тем Андресом, которого я обнимала ночью. У того были черные, взъерошенные ото сна волосы и смятая ночная рубашка, которую я промочила слезами. Теперешний Андрес был гладко выбрит и одет в строгую черную сутану, его волосы были зачесаны назад. От него пахло хвойным мылом и отдаленно – копалом.
Я посильнее натянула на себя одеяло, ведь только сейчас – в отличие от прошедшей ночи – остро осознала, как мало на мне надето. Ночью меня это не заботило. Тогда важнее всего была безопасность, и ничего другого мне в голову не приходило.
Почти не приходило… Ведь если я сейчас посмотрю на Андреса – падре Андреса, поправила я саму себя, – меня захлестнет чувством стыда. Мне нельзя восхищаться линией его темных ресниц и маленькой родинкой на щеке. Мне стоит вспоминать прошедшую ночь с большей невинностью, не задерживаться на тепле его тела и ощущении его рук. Ночью мне было все равно.
Но по мере того как проявлялся дневной свет, то же делал и мой стыд.
Мне этого не хотелось.
Мне хотелось навечно остаться в капелле и забыться во сне, и чтобы ни капли вины меня не тяготило.
Я не хотела возвращаться в дом.
Но именно ради этого Андрес и разбудил меня…
Заметив мое пробуждение, он сел около меня и протянул чашу с водой, за которую я принялась с охотой. Я украдкой посмотрела на него поверх чаши: взгляд Андреса был устремлен в пространство или, возможно, на распятие. Рот его был сомкнут в твердую линию, а морщинки, образовавшиеся вокруг, казались глубже прежнего. В выражении лица не было спокойствия.
Я опустила чашу и проследила за тем, куда смотрит Андрес. Распятие. Резчик с художником запечатлели взгляд Иисуса Христа, направленный вверх, в мучительном вознесении, но маленькое, извивающееся чувство стыда подсказывало мне, что Его внимание направлено на дела земные, что открываются Ему. Я поставила чашу и сильнее обернула одеяло вокруг плеч.
Быть может, Он обратит свое внимание на дом и наконец протянет руку помощи мне. Я была бы не против.
– Вы сказали, что видели что-то, – начал Андрес. Голос его звучал грубее обычного – то ли после ночи, проведенной за молитвами, то ли от бессонницы, то ли от того и другого. Я кивнула. – Насколько отчетливо?
– Как будто она была там. – Мой же голос был осипший и хриплый, поэтому я прочистила горло. – За ужином она сидела рядом с вами.
Андрес вздрогнул. Мрачность на его лице только углубилась.
– Это плохо.
– Как думаете, это Родольфо ее убил?
– Беатрис. – В словах Андреса проскользнуло удивление наравне с осуждением.
– Все изменилось, когда он вернулся. Вы этого не почувствовали? – Линия его рта подсказывала, что почувствовал. – И надпись на стене… Андрес, когда она умерла? Родольфо был здесь?