Глянула в зеркало. Нет, неудачней уже не будет!
Пошла.
Хирург говорит: «Не волнуйтесь, Евгения Петровна! Все будет хорошо. Вас усыпят. Ничего не почувствуете. Зато очнетесь другим человеком. Я вам гарантирую!»
Три часа под наркозом кромсали, резали поперек и вдоль. Натянули кожу на лице до того — нога в коленке не гнется!
Сидеть могу — только ноги вперед! Слова изо рта сквозь зубы — рот шире не растянуть! Только если пальцами! Так для этого надо руку в локте согнуть!
Упала бы в обморок, — ноги не гнутся!
А врач кругами ходит, приговаривает: «Не волнуйтесь! Это пока вам в себе тесно. Через пару дней кожа разносится — и привыкнете! Лучше в зеркало полюбуйтесть! Вы ахнете!»
Глянула я туда. Мама родная! Кто там такой?!
А врач руку жмет: «Поздравляю, Евгений Петрович!» Вот такие дела, мужики!
Поселился в доме сосед по имени Иван Петрович. С виду как все, а оказалось — невозможный человек!
Ходит и зудит: «Так жить невозможно! Так жить невозможно!» А сам при этом живет.
Ему говорят: «Взяли бы сами да умерли, как честный человек! А вы только других подначиваете! Допустим, так жить невозможно, но зачем вслух говорить, настроение портить?»
А Иван Петрович свое гнет: «Так жить невозможно!»
Ну и уговорил.
Настасья Филипповна, старушка восьмидесяти лет, послушалась его, на сквозняке что-то съела и умерла. Может, не из-за Иван Петровича, но в результате.
Григорьев, безработный профессор, под программу «Время» жену обнял и увлек из окна. Этаж девятый.
Иван Петрович ручки потирает: «А я что говорил! Так жить невозможно!»
И вправду стало жить невозможно, когда вокруг косяком умирают.
Тогда оставшиеся в живых сговорились, пригласили Ивана Петровича на крышу, салют посмотреть. И на шестом залпе с криками «ура» скинули вниз с божьей помощью.
Потом заявили: упавший утверждал «так жить невозможно», что и доказал личным примером.
ebooksa