Зримая тьма

— Мистер Хартии, поверьте мне, я очень высоко ценю своих коллег, инженеров-нефтяников, геофизиков, петрологов, но не думаю, что они способны драться. У большинства из нас слишком большие животы и слишком слабые мускулы. В этом наша беда. — Хильдершайм сокрушенно покачал головой. — Годы нас не щадят. Может быть, мне удастся использовать человек десять в качестве резерва на крайний случай, что касается остальных… — Я понял, что в число бесполезных, физически хилых людей он включает Джи Джи и меня. — Лично я, если бы меня спросили, предпочел бы запереть их подальше от греха в сарае для инструментов вместе с арабами.

ГЛАВА XVI

Итак, Хильдершайм организовал оборону.

Были розданы пять охотничьих ружей, а еще с десяток добровольцев вооружились бейсбольными битами. Ружья получили: техасец Джонстон; страдавший маниакально-депрессивным психозом грек-бурильщик из Вермильона в штате Луизиана, с внешностью гориллы; бывший парашютист американской армии, у которого левая нога была сантиметра на два короче правой, с тех пор как его вместе с большей частью роты неудачно сбросили на крыши домов городка Веллино в Южной Италии; сошедший с ринга швейцарский боксер, ныне служащий конторы, с преувеличенно хорошими манерами и с плоским, почти вровень со скулами, носом; волосатый молодой француз-палеонтолог, который каждую субботу отправлялся в горы охотиться за дикими кабанами и проделывал километров тридцать пешком. Хильдершайм предупредил их, что ружья следует пускать в ход только в самом крайнем случае для самообороны. Еще нескольким из нас он подыскал какие-то неопределенные обязанности связных. Ферстрет с двумя помощниками подготовил свое замечательное ружье. Вейс руководил закладкой подрывных зарядов. Душой всего дела был Хильдершайм. Подтянувшийся и помолодевший от сознания своей ответственности, он теперь, казалось, смотрел свысока и на нас, и на весь окружающий мир.

Мы трудились весь день и, покончив с делами, стали ждать. Ферстрет, который вечно ходил сонный и оживлялся, только когда в нем пробуждалась похоть, дремал в шезлонге рядом со своим странным, средневековым ружьем, прикрыв широкое лицо носовым платком. Вейс уже заложил динамитные заряды и теперь снова и снова проверял проводку на распределительном щите, который он поместил за углом одного из домиков, так, чтобы его не было видно с дороги. Электрики установили на столбах несколько дуговых ламп на случай, если нападение произойдет после наступления темноты. Мы нашли на складе двадцатиметровый моток колючей проволоки и натянули метров десять ее впереди ворот и столько же позади, прочно закрепив концы. Проволока не очень-то усиливала нашу оборону. При помощи кусачек ее можно было убрать за две минуты. Автомобиль на большой скорости мог бы, хотя и не без риска, прорваться через заграждение. Ворота, сделанные из легких деревянных планок, для обороны никакого значения не имели. Ограду тоже воздвигали не для защиты от воров— считалось, что такая возможность исключена. Ее назначение заключалось в том, чтобы не допустить хищения громоздкого оборудования с территории лагеря. Она имела три метра в высоту и была сделана из чрезвычайно крепкой проволоки. Взобраться на нее можно 198 было как по лестнице. После установки колючей проволоки делать больше было нечего. День угасал, и залитые светом поля и холмы с наступлением вечера пожелтели. Мы ждали — кто нервничал, кто томился от скуки, а птицы в лесу распевали «О донна Клара, о донна Клара». Небо над Эль-Милией очистилось от тусклого дыма. Я внушал Теренсу, что ничего страшного не должно случиться, когда к нам подошел Джи Джи.

— Стив, Фиоре едет сюда. Постарайтесь-ка от него отделаться.

Мы с Теренсом подошли к воротам и взглянули на дорогу. Никого.

Ветер ласково шевелил яркую траву, и над покинутыми вышками, издали похожими на игрушечные эйфелевы башни, парили орлы. Прошло минут десять, прежде чем я заметил на горизонте облачко пыли.

— Смотрите, — показал я Теренсу, — вот они. — Я почувствовал легкую спазму в горле.

Клубок красноватой пыли все разрастался, и вскоре из него вынырнула головная машина, вначале похожая на безобидного жука, сверкающего в мягких, желтых лучах солнца. Подошел Бьюз и, встав рядом, стал фотографировать своей «лейкой» с телеобъективом. Вейс, который вдруг стремительно, как краб, бросился в свое укрытие за стеной домика, теперь снова стал выглядывать из-за угла. Я осмотрелся и увидел Хильдершайма, шествовавшего к нам негнущейся походкой, как будто на нем были ботфорты.

Первый автомобиль остановился метров за сто от ворот, упершись радиатором в натянутую поперек дороги веревку с красными флажками и с предупреждением: «Опасно для жизни! Динамит!» Это был «бьюик» новой модели, еще малоизвестной здесь. Открылись дверцы, и с обеих сторон вышло по человеку. Они остановились впереди машины, посовещались с минуту, а затем приподняли веревку, натянутую между флажками, и направились к нам.

— Должно быть, это и есть Фиоре, — сказал я Теренсу. В одном из приехавших я узнал того самого человека, который, стоя у дорожного заграждения, размахивал бумагой. У него были короткие ноги, он шел, покачивая плечами и шаркая подошвами, с небрежной развязностью обнищавшего рыцаря. Голова у него в сдвинутой на лоб твердой соломенной шляпе была откинута назад и чуть набок, словно он позировал перед ярмарочным фотографом, который приготовился снять его на фоне холста с намалеванным приморским пейзажем. Человек походил на кафешантанную пародию старомодного сыщика — странный пережиток эпохи Эдуардов — или на прихлебателя полиции с отделанным перламутром пистолетом на боку и с рекомендательным письмом от какого-то члена правящего дома Монако, написанным в уклончивых выражениях и неразборчивым почерком. Сопровождавший его молодой водитель машины с красивыми резкими чертами лица и рыжими волосами был одет по-американски, с какой-то вызывающей небрежностью и шел расхлябанной походкой, время от времени встряхивая головой, чтобы отбросить лезущие На глаза волосы.

Подойдя к колючей проволоке, старший взялся за одну из нитей, потянул ее и свистнул с деланным изумлением. Теренс опустил проволоку с нашей стороны ворот, отодвинул засов и вышел к ним. Опереточный сыщик сунул руку во внутренний карман куртки, извлек визитную карточку и с поклоном и широким жестом, позаимствованными из ранних фильмов Фернанделя, через проволоку протянул ее Теренсу. Теренс вернулся к нам с большой полупрозрачной карточкой в руке. Я прочел: «Инспектор Фиоре. Дипломированный сыщик».

— Этот тип заявляет, что у него есть ордер, выданный магистратом, который он должен предъявить лично Джи Джи.

— Скажите ему, пусть отправляется обратно и явится с полицейским, — сказал я. — Тогда он сможет вручить свою бумагу.

Теренс снова направился к Фиоре. В течение двух-трех минут Фиоре, судя по мимике, увещевал его, с напыщенным видом прохаживаясь взад и вперед и размахивая руками. Рыжеволосый молодой человек в ленивой позе стоял позади, что-то жевал и хмурился. Между тем автомобили все прибывали и выстраивались в линию один за другим. Они были похожи на огромную блестящую гусеницу. В воздухе рябило от волн жара, поднимавшегося от радиаторов.

Теренс отрицательно покачал головой и нетерпеливо отмахнулся от Фиоре. Лицо Фиоре вдруг вытянулось, но тут же расплылось в нахальной и вместе с тем подобострастной улыбке. Рыжеволосый молодой человек потянул его за рукав и зашагал прочь. Фиоре последовал за ним все той же небрежно-развязной кафешантанной походкой. Пройдя шагов десять, он еще раз обернулся, развел руками и торопливо зашагал вслед за товарищем.

Все остальные водители и пассажиры машин, небольшими группками стоявшие в ожидании на дороге, уселись в автомобили и захлопнули дверцы. Водитель «бьюика» дал три длинных гудка. Загудели моторы, и машины, стоявшие позади «бьюика», дали задний ход.

— Они поворачивают назад, — сказал я Теренсу. — Решили все-таки убраться.

Колонна шла задним ходом до тех пор, пока расстояние между «бьюиком» и следующей за ним машиной не увеличилось до тридцати— сорока метров. Потом двинулся «бьюик». Он рванулся назад, содрогаясь всем корпусом; глухо заскрежетал мотор. Рыжеволосый явно хотел блеснуть своим искусством и вел машину одной рукой, а перед тем, как остановиться, так резко затормозил, что мы услышали, как взвизгнули шины.