— Да нормально. Машка сама по себе, он сам по себе. И никаких претензий друг к другу.
— Это Алик, который Есаков? — уточнил Константин Петрович. — Я немного знаком с его отцом. Специалист по энергетике. Какое-то время возглавлял Сибирскую ГРЭС. Не знаю, чем он при Хрущёве проштрафился, но какое-то время был не у дел. Сейчас получил назначение на партийную работу в Ленинград.
— Я знаю. Мать с отцом уехали ещё полгода назад, а Алик тогда еще был женат, но я его уже не застал. После развода он сразу уехал к родителям.
— А что это за девочка, Мила? С Машей была. Такая стеснительная, всё платочек в руках теребила, — спросила вдруг мать. — Но красавица. Глаза, что твои озёра — утонуть можно, синие, а сама брюнетка. И ресницы: хлоп-хлоп. Вот, думаю, парни по ком сохнут. Это чья ж такая?
— Мила!? — я растерялся, а сердце заколотилось вдруг так, что мне показалось, и мать, и отчим слышат, как оно бьётся в груди.
— Это, мам, Мила… Она училась здесь… на филологическом, — проговорил я, смешавшись, встал и подошёл к полкам с книгами, потому что мне показалось, что краснею. Слишком неожиданным было для меня то, что Мила приходила к моей матушке. И я понял, для чего ей это было нужно: она любила меня, ждала и хотела прикоснуться хотя бы к части меня в лице моей матери и дома, где оставался мой след. Я представил, как нелегко было ей решиться на это, и мне передалось состояние, в котором она находилась, когда переступила порог квартиры моей матери и отчима и сама познакомилась с ними, хотя это я должен был давно представить её своим близким и матери в первую очередь.
Странное чувство охватило меня. Мне хотелось немедленно, сейчас же, ехать к ней, увидеть, обнять и больше не расставаться никогда. Теперь я знал наверное, что она всё ещё любит меня, и знал, что только она мне нужна и никто больше. И холодный страх, от того, что может случиться непоправимое, если я промедлю, стал закрадываться в душу…
Я кое-как попрощался, быстро пошел в прихожую, надел туфли и выскочил за дверь, оставив в недоумении и мать, и отчима, которые, хотя и знали за мной некоторые странности, привыкнуть к ним не могли.
Глава 2
На такси во Мценск. Родители Милы. Враждебный приём и нелицеприятный разговор. Удручающее письмо. «А нужно было просто любить». Всепонимающий таксист.
На Ленинской я поймал такси. «Во Мценск», — сказал я нервно, садясь рядом с водителем. Водитель колебался, и я добавил: «Туда и обратно». Водитель, молодой малый в лихо сдвинутой на бок кепке, бросил на меня изучающий взгляд и заломил цену. Потому как решительно я сел в машину, он понял, что я спешу и не стану торговаться.
До Мценска мы домчались меньше, чем за час. Я знал адрес Милы. Она жила с родителями в центре в трёхэтажном кирпичном доме. Я нашел нужный дом, с замиранием сердца поднялся на второй этаж и позвонил. За дверью сначала стояла тишина, и я нетерпеливо нажал ещё раз на кнопку звонка, но тут же послышался щёлк английского замка, и дверь открыла мать Милы, которую я сразу узнал, хотя ни разу не видел. Мила была всеми чертами похожа на мать, не потерявшую былую красоту, которую чуть сгладило время, но утратившую свежесть, присущую юности.
— Елена Кирилловна, могу я видеть Милу? — спросил я, от волнения забыв поздороваться.
— Кто там? — раздался мужской голос из глубины квартиры.
— Не знаю, Милу спрашивает, — растерянно ответила мать Милы.
В прихожую вышел высокий сухощавый мужчина в очках, одетый по-домашнему в шерстяной синий спортивный костюм. Это был отец Милы, Олег Витальевич.
— Вы кто? — строго спросил отец Милы.
— Олег Витальевич, я Володя, — назвался я. — Мне очень нужно поговорить с Милой.
— Володя? — у отца Милы сузились глаза. — Так вы Володя?
В голосе Милиного отца появилась ирония.