Моя карма

22
18
20
22
24
26
28
30

На этом наш разговор и закончился.

До вечера я доработал с трудом и к концу смены ничего не соображал, тупо толкал вагонетки, упираясь в землю ватными ногами. Микола уже не орал, только довольно посмеивался, видя мои жалкие потуги в борьбе с гружёной вагонеткой.

Я добрался до своей кровати и завалился, как был, в одежде. Только сбросил туфли и снял рабочий халат, который мне выдали для работы. Уснул я сразу и с трудом разлепил глаза, когда меня стал трясти за плечо Сабан.

— Иди есть и пить чай. Потом спать пойдёшь, — приказал Сабан.

— Не хочу, завтра поем, — стал отказываться я, но Сабан не отстал, и я притащил своё непослушное тело к столу, вынув из тумбочки ливерную колбасу, хлеб и сахар, купленные после того, как заселился в общежитие.

На столе стоял чайник с кипятком, на газете лежал нарезанный хлеб и колбаса, только это была не ливерная, а самая настоящая варёная колбаса. Однако темно красный, почти бурый цвет её заставил вспомнить Алекпера, который угощал картошкой с мясом, нечастым в меню нашего детства, и организм одного нашего товарища не выдержал необычного для русского продукта, и он, зажав рот, опрометью выскочил на улицу.

— Конская? — спросил я Самана, показывая на колбасу.

— Конская. Это я у своих беру. А что?

— Да нет, нормально. Просто вспомнил детство.

И я рассказал эту историю Саману, на что он пожал плечами и сказал:

— Не знаю, мясо как мясо. Да уж лучше свиньи, которая жрёт что попало.

— А где Микола? — спросил я.

— К своей бабе пошел, — равнодушно ответил Сабан.

Следующий день я проспал до полудня, благо, что по графику попадал в ночную смену. Спал я так, что не слышал, как встал и ушел на работу Сабан, а потом куда-то Микола, который тоже выходил на работу в ночь.

Тело ломило, и все мышцы болели, будто меня весь день трепали как зерно на обмолоте цепами.

Но теперь мне трудно далась разве что первая вагонетка. А дальше пошло живее, и в конце смены я уже не ощущал вчерашнего состояния, когда мне казалось, что это предел всех моих сил и хотелось лечь и умереть.

Микола всё ещё пытался куражиться надо мной, но, я молча принимал кирпич и упрямо толкал вагонетку на разгрузку, и он, видя, что я упрям и не ломаюсь, как-то потерял ко мне интерес, а после перерыва отправил Веру назад на приемку и исчез из поля моего зрения. Мужики, в отличии от женщин, занимались управлением машинами и механизмами, а также их починкой, а другие укладывали рельсовые пути…

Я втянулся и работал так же, как остальные. Я слился со всеми, и меня перестали замечать…

Заканчивался месяц моей работы на заводе, когда у общежития появился Толя. Не знаю, как он меня нашел, может быть случайно увидел в городе. Да и про кирпичный завод мы как-то упоминали, когда разговор зашёл о заработках, мол, там хорошие деньги платят.

Кто-то заглянул в комнату и спросил: «У вас в комнате живет новенький, Володька? Его ищет какой-то пьяный мужик. Толиком назвался».