Моя карма

22
18
20
22
24
26
28
30

— А хрен его знает. Может, пропил. Но Герой — точно. Он документы показывал. Он всем показывает.

— Насчёт «пропил», это ты зря, — усомнился я. — Тот, кто кровь проливал и жизнью рисковал, награды, какой бы он ни был пьяница, пропивать не станет. Слишком дорогой ценой достались.

— Ну, не знаю, говорят.

— А чего он один? Вон все сидят кучками, а он один.

— А это дело тонкое. Ведь он за свои никогда не пьёт. Ну, то есть, если деньги есть, пьёт, но один и дома. А когда на мели, сидит в сквере и ждёт, чтобы кто-нибудь поднёс. Раньше подносили, сейчас реже, потому что надоел. Все знают про его подвиги наизусть.

Герой сидел на крайней к выходу скамейке и поглядывал в ту сторону, где сидели выпивохи.

Мы подошли к уже далеко не молодому человеку с ленинской лысиной ото лба, в военном кителе без знаков различия и наград. Павел и Колян поздоровались с ним.

— А это переводчик, языки знает, — представил меня Павлик.

— Герой Советского Союза Мерцалов, Степан Егорыч, — отрекомендовался важно и, даже чуть привстав, Степан Егорович, предвкушая дармовую выпивку.

— Ваш батюшка воевал? — с места в карьер пошёл в атаку Степан Егорович, после того как мы сели рядом. Колян остался стоять и не забывал посматривать за тем, что делается у соседних скамеек.

— Да, конечно.

— Где, если не секрет? В каком звании? Не лётчик?

— Нет, — ответил я. — У него было секретное задание. Знаю только, что он служил в Тегеране.

— Да-да, понимаю, — Степан Егорович понизил голос и приложил палец к губам. — Молчу.

Мне показалось, что он уже значительно выпивши.

Коляна неожиданно поманили, показав бутылку, и он, наскоро простившись с нами, поспешил на новую, более перспективную позицию.

— А я воевал в небе. Героем Советского Союза стал в конце сорок третьего года, когда звание можно было получить за пятнадцать самолётов, а не за десять, как в сорок первом. У меня к концу года было девяносто шесть вылетов и семнадцать сбитых самолётов.

На соседних скамейках произошло некоторое тревожное движение.

— Атас, мусора! — послышалась негромкое предупреждение.

— Пошли-ка от греха, — Павел поднялся со скамейки, я следом, а за нами Степан Егорович, который, нюхом почуяв вероятную возможность выпить, теперь от нас не отставал. Мы покинули сквер. Я, решив быть благодетелем до конца, дал Павлу пять рублей, чтобы он купил три бутылки вина.