Последние слова он произнёс мне вдогонку, когда я уже повернулся и шел к двери, чтобы выйти из кабинета…
Вечером, совершенно неожиданно ко мне пришла мать Стёпочкина. Она постучалась, как поскреблась, в дверь нашей комнаты и после моего «войдите» сначала просунула голову, а потом как-то по частям втащила в комнату себя. Я сразу отметил, что Стёпочкин — её полная копия. Конопушки плотно усеивали её лицо, а рыжие, неумело уложенные волосы, спадали на плечи, что напоминало прически первых послевоенных лет. В шерстяной синей кофте с окантовкой на бортах, мешковатой юбке и простых, заметно стоптанных туфлях на низком каблуке, она выглядела лет на десять старше, хотя ей могло быть не больше сорока лет. Жила она в нашем общежитии, и я иногда видел её, но как-то не заинтересованно и мельком. Мальчишка иногда мелькал где-то не в поле моего зрения, и я никак не связывал его с тем Стёпочкиным, который учился в моём классе.
В комнате в это время находился только Степан. Он, по обыкновению, лежал на кровати и читал какой-то детектив.
— Здорова, Фроловна, — Степан сел на кровати. — Ты каким боком к нам?
Стёпочкина заметно нервничала и не знала, с чего начать разговор.
— Вы мама Коли? — вывел я Стёпочкину из неловкого положения.
Она кивнула.
— Садись, Фроловна, — предложил Степан. Он уже догадался, что её появление связано со мной.
— Как вас по имени? — спросил я.
— Мария я, — назвалась Стёпочкина, чуть привставая со стула.
— Мария Фроловна, Вы, наверно, насчёт сына?
И вдруг Стёпочкина запричитала скороговоркой, про то, как она с ним намучилась, что сладу с ним никакого нет, что растит Кольку одна, целый день на работе, а он, выходит, что сам себе хозяин. Связался с каким-то большими ребятами, а они лоботрясничают и не поймешь, учатся где, или нет. Уже два раза в милицию попадал.
Остановилась и устало сказала:
— Спасибо, что поучили его маленько. Мужской руки-то нет на него, а меня он не воспринимает.
И вдруг заплакала и сквозь слёзы выговорила:
— Не выгоняйте Кольку. Он вас теперь уважает и обещал вести себя хорошо.
От такого оборота я растерялся и не нашел ничего другого, как в сою очередь повиниться:
— Успокойтесь, Мария Фроловна. Я больше виноват и приношу свои извинения. Не сдержался… А выгонять из школы его никто не собирается. Я сегодня по этому поводу был у директора, и он этой истории хода не дал… Больше попало мне.
Насчёт повода я немного соврал, но в остальном всё было так.
Стёпочкина, не обращая никакого внимания на Степана, вдруг в порыве благодарности плюхнулась на колени и взмолилась: