— Владимир Юрьевич, — сказал директор, положив ладонь на моё заявление, — что это за мальчишество? Да мало ли к нам претензий от вышестоящего начальства бывает! Что ж теперь, и мне увольняться? Вы не горячитесь, подумайте ещё, а потом поговорим. Лично у меня к вам претензий нет. И коллектив вас уважает… Ну оставьте вы эти свои топики, как они там у вас называются, да и дело с концом.
— Спасибо, Кирилл Михалыч, — но дело даже не в гороно, хотя и в этом тоже… Мне нужно домой. Знаете, мать стала сниться, дом… Личные дела нужно решить… Да и не могу я поступиться своими принципами. Методику преподавания, которую предлагают мне, я не приемлю… Но скажу больше, я не чувствую в себе таланта педагога. Я это начал понимать, когда учил детей там, у себя, а сейчас окончательно пришел к выводу, что это не моё.
— Голубчик, Владимир Юрьевич, вы просто на себя наговариваете. Я же сидел на ваших уроках. Всё у вас так. И дети вас слушаются…
— Намекаете на Стёпочкина? — усмехнулся я.
— Да что вы, что вы. — замахал руками Кирилл Михайлович, — Упаси Бог. — Непедагогично, конечно, но, как говориться, всё, что делается, — к лучшему. Стёпочкина теперь не узнать. Старается, все двойки поисправил. Так это же тоже ваша заслуга. Так что, мой совет, учительство вам бросать нельзя ни в коем случае…
Директор заявление всё же подписал, хотя просил доработать хотя бы до конца мая, когда у младших классов начнутся каникулы, но это не стало проблемой, потому что на это время меня согласилась заменить та же Эльза Германовна, с чем директор в конце концов и согласился.
— Кирилл Михалыч, а откуда в РОНО знают про Стёпочкина? — не удержался и спросил я всё же у директора.
— Вы что, думаете, это я доложил? — возмутился Кирилл Михайлович. — Да Боже избави. И в голове такой мысли не было.
— Да нет, Кирилл Михалыч, Вы-то, я понимаю, меньше всех заинтересованы сор из избы не выносить, — стал оправдываться я, поняв, что невольно обидел человека.
— Я думаю, кто написал кляузу, тот мог и эту каплю дёгтя добавить… Но не хочу грех на душу брать, — замахал руками Кирилл Михайлович. — Вполне могло дойти до начальства и через слухи. Кто-нибудь из учителей мог рассказать дома, а то и дети рассказали родителям, а там и пошло. Говорят же, что шила в мешке не утаить.
Я решил загладить невольную вину перед добрым человеком и искренне сказал.
— Да ладно, Кирилл Михалыч, какая теперь разница… А вас, Кирилл Михалыч, и коллектив я буду вспоминать добром.
— А я Вам, голубчик, Владимир Юрьевич, дам хорошую характеристику, — растрогался Кирилл Михайлович. — Пригодится.
На том и расстались.
В учительскую я принёс торт. Мы пили чай, говорили о школе, о нелёгкой профессии учителя и о превратностях судьбы, которые нужно просто постараться пережить.
— Главное, не зацикливаться на неприятностях, потому что из каждой ситуации всегда есть выход. И никогда не нужно опускать руки, — изрекла химичка Светлана Петровна, переживая за меня.
— А я скажу, что учитель — это сплошной комок нервов, — возбуждённо заговорила Алла Павловна о наболевшем. — Всегда у всех на виду, всё время под чьим-то недремлющим и бдительным оком. А ты должен сохранять уверенность и достоинство, да ещё хорошо выглядеть каждый день… К нам предъявляют непомерные требования… Я должна налаживать контакты со школьниками, когда в старших классах между учителем и учеником — пропасть… Домой прихожу никакая, а дома муж и дети. Готовка, стирка, да ещё в магазинах в очередях постоять. Вот и разорвись.
Лицо Аллы Павловны пошло красными пятнами, а на глаза навернулись слёзы; она достала платочек из обшлага рукава шерстяной кофточки и поднесла к глазам.
Все шумно согласились с Аллой Павловной.
— Того наши бабы и выглядят в тридцать как в пятьдесят. Мало того, что работа на нервах, дома с детьми — как забубённая: уроки проверь, в кружок отведи, всех накорми, да ещё мужа ублажай, — подтвердила Ирина Васильевна.
ebooksa