— Вроде «сыр» какой-то, — пожал плечами Мотястарший. Не понять, пыхтит как паровоз.
— «Цирк», вроде «цирк», — разобрал Самуил.
— Цирк приехал, — выдохнул, наконец, подбежавший Семен, бросил сумку на траву и завалился рядом. Грудь его вздымалась и опускалась с ритмом бешено работающего насоса.
— Брешешь!
Мы разом сели.
— Ты говори толком, рыло, — строго сказал Пахом. — Где цирк?
— Мать послала за солью, — переведя дыхание, стал рассказывать Семен. — А на пустыре у моста машины, лошади и клетки со львами. А рабочие вбивают в землю колья.
— Бежим, — вскочил Монгол. И мы побежали в сторону Московской.
— А я? Я только сумку отнесу, — взмолился Семен. — Я ж вам про цирк сказал.
Но мы его не слышали. Мы на всех парах неслись к площади.
На месте разрушенного здания у моста и выровненной бульдозером площадке, как раз напротив Покровской церкви, царило оживление. Прохожие останавливались, чтобы посмотреть на оживший пустырь. Пацаны, надежно заняв все свободные позиции, жадно следили за событиями, которые разворачивались на площадке.
Заливисто лаями собаки, скрытые вагончиками, раздавался львиный рык, и недовольно фыркали лошади.
Четверо рабочих натягивали брезент купола. Усатый пожилой дядька, видно старший, покрикивал на рабочих, те что-то сердито отвечали. Работа продвигалась с трудом.
— Ребята! — донеслось до нас. — Ребята! Бесплатно в цирк хотите? Усатый обращался к нам. Мы ринулись к нему.
— Будете помогать. Послезавтра представление.
Помогать хотели все, но усатый отобрал самых старших, в том числе и крутившихся здесь хориков. За младших стал просить Мотя и Монгол.
— Дядь, вы не смотрите, что они маленькие, они, зато, проворные. Носить будут чего-нибудь. Вон досок сколько.
— Это скамейки, — заметил усатый начальник, — и, подумав, решил:
— Ладно, валяйте все. Только, чур, не бить баклуши.
Работали дотемна. Семен с Мотеймладшим и Армен Григорян быстро устали и только путались под ногами, мешая старшим. Монгол отправил их домой. Мотямладший стал хныкать, но брат показал ему кулак и наказал: