Только мы вступили на лесенку, ведущую в комнату, в нос мне бросился запах водочного перегара. Можно было подумать, что прихожая дома не подметалась со времен великого Ноя; это была настоящая свалка мусора.
Мы переступили порог комнаты, старик поднял занавеску, и я вдруг увидел небезызвестного хаджи муллу Мухаммада Али, который с важностью восседал в центре помещения. Узнав друг друга, мы оба оторопели. Забыв в рассеянности даже поздороваться, я смог лишь невнятно пробормотать:
— Братец, сколько лет не встречались! Не ожидал увидеть тебя ханом!
Он тоже был потрясен, но при своей редкой находчивости нашелся быстро и громко воскликнул:
— Добро пожаловать, Ибрахим-бек, добро пожаловать! Проходите, проходите!
Он поднялся с места, пожал мне руку и обнял меня. Но я все еще не мог говорить; он один продолжал сыпать какие-то персидские фразы, и хотя я пытался заставить его сесть, но он все равно поднимался.
В конце концов, как-бы поглаживая бороду, он перекрыл рукой рот и незаметно шепнул мне, чтобы я ради его жизни ничего не говорил о нем, не губил бы его. Я понял, что он опасается Мешеди Хасана и боится, как бы в глазах этого человека кто-нибудь не уронил его достоинства. Тогда я сообразил, наконец, что надо изменить обхождение, и стал делать реверансы: «окажите честь», «ваш просвещенный ум», «будьте любезны», почтительно обращаться к нему — «ваша милость».
Вижу, и мулла переменился и, немного успокоившись, снова принял важный вид. После обмена любезностями он засыпал меня вопросами:
— Что новенького в Каире? Как ладит вице-король с консулом? Вы, конечно, встречались в Стамбуле с посланником, что он поделывает? А наместником в Тифлисе по-прежнему граф Шереметьев? Это мой хороший друг. Халил Эффенди, турецкий консул, все еще там? Превосходный, благородный человек! А как идет торговля у иранцев в этих городах?
На все эти вопросы я со всевозможной обходительностью отвечал, что, мол, такой-то и такой-то поживает так-то и так-то.
После получасовой беседы в таком роде я решил, что пора кончать, и, почтительно отвесив поклон, направился к выходу. Но мулла снова позвал меня и, когда я вернулся, тихо прошептал мне на ухо:
— Завтра вечером приходите сюда же. В одиночестве мы поужинаем и обсудим все вопросы, которые вас огорчают и волнуют.
— С удовольствием, — отозвался я. — А Юсифа Аму можно привести?
— Ну что же, тем лучше, приведите и его.
На этот раз, попрощавшись окончательно, я вышел. Когда мы с Мешеди Хасаном уже дошли до базара, я сказал:
— Завтра мы не будем вас утруждать. Мы решили пойти в баню.
Конечно, я не сказал ему о том обещании, которое дал хаджи-хану, и мы вернулись домой.
С нетерпением ждал я на следующий день наступления вечера, чтобы отправиться к хаджи-хану и наконец дознаться, каким образом этот хаджи мулла Мухаммад Али стал вдруг ханом и как это он умудрился сделаться посредником в подобных делах?
Теперь нужно хотя бы вкратце рассказать читателю о судьбе того хаджи муллы Мухаммада Али, а также об обстоятельствах моего знакомства с ним, дабы стало понятно, кого я приветствовал так почтительно, войдя к нему, кому отвешивал поклоны по уходе и кто удостоил меня разрешением явиться снова.
Однажды в Каире, когда я помогал отцу в его делах, на его имя из Египетского порта [т. е. Александрии] пришла телеграмма такого содержания: «Хочу засвидетельствовать вам мое почтение. Если вы сейчас в Каире и не возражаете, сообщите». Подпись «Джафар Тебризи».
ebooksa