Дневник путешествия Ибрахим-бека

22
18
20
22
24
26
28
30

После обеда по долгу вежливости я предложил ему пойти ко мне побеседовать. Он согласился, и мы отправились на мою квартиру.

Во время разговора он поинтересовался, как меня зовут, откуда я родом и с какой целью путешествую.

— Я иранец по происхождению, — ответил я, — родился в Каире, зовут меня Ибрахим. Я выехал из Каира с целью посетить святой Мешхед, а уж оттуда, просто путешествуя, прибыл в этот город. А как вас зовут и откуда вы?

— Меня зовут Хасан Кермани, но более я известен под именем Мешеди Хасан.

— Надеюсь, что вы не оставите меня в эти несколько дней моего пребывания здесь и не лишите вашего гостеприимства?

— Разумеется, с удовольствием. Но скажите, какие у вас дела в Тегеране?

— Определенного дела у меня нет. Все сводится к тому, что я хочу добиться аудиенции у нескольких министров и представить им мои соображения. Однако не знаю, в чьих руках ключ от этой запертой двери, и недоумеваю, где найти посредника, чтобы добиться цели.

— Вы хотите подать какое-нибудь прошение?

— Нет. Я хочу лично с ним встретиться и побеседовать.

— Как это сделать, право не знаю, — заметил он. — Если бы требовался посредник, чтобы подать прошение по какому-нибудь делу, этому можно было бы помочь. Но такого человека, который взял бы вас за руку и отвел на прием к министру, я не знаю.

— А что это за человек, который может быть полезен при подаче прошения, и как его зовут?

— Вам нет надобности знать ни имени его, ни кто он. Это мой хороший товарищ. Все министры и государственные деятели с ним очень считаются. В нашей стране посредничество — обычное дело. Если кому-нибудь в Тегеране нужен в деле посредник, он обращается ко мне. Я, взяв с него десять-двенадцать туманов, передаю их тому человеку, а он уж устраивает дело. После завершения — десятая часть суммы поступает мне.

— Друг, — сказал я, — я дам тебе два тумана и тому человеку столько, сколько ему положено. А дело труда не составит: я хочу, чтобы ты только показал мне этого человека.

— Хорошо, согласен. Но сначала следует известить его, и, если он не откажется, завтра пойдем к нему. Я уверен, что он согласится. Это хороший человек, к тому же турок и любит всех турков.[101] Он весел, остроумен и спесивость, по его убеждению, тот же грех, что и кощунство.

С этими словами господин Мешеди Хасан Кермани удалился. На следующий день в четыре часа он снова наведался и сказал:

— Я видел этого посредника и уладил дело. С богом, пойдемте!

С этими словами мы отправились. Шли мы долго и, наконец, достигли узкой и темной улочки. Во мне зашевелились смутные опасения, и я подумал, что напрасно не взял с собой Юсифа Аму. Но, положившись на бога, я пошел дальше, и мы достигли конца улочки.

Мой спутник постучался в какую-то дверь, она открылась. На пороге стоял старик лет семидесяти в войлочной шапке, обмотанной повязкой. У него было темное лицо и рыжая крашеная борода. Заметно было, что он немало повидал в жизни горя. Зубы у него все выпали, полупотухшие глаза глубоко запали. Его грязная одежда не поддавалась никакому описанию — невозможно было разобрать, какой первоначальный цвет имела материя этого одеяния.

— Хаджи-хан изволили прибыть? — осведомился Мешеди Хасан.

— Да, пожалуйте. Он ждет вас.