Капитан повесился! Предполагаемый наследник

Что же ему делать? Придется установить наблюдение за дальнейшими действиями отца Спейда – может, повезет и он совершит поступок, проливающий свет на эту тайну. Суперинтендант понимал, что рутинные методы зачастую лучше и надежнее остальных. А потому, вернувшись в участок, послал за сержантом Гейблом, которого сегодня освободили от дежурства на случай, если он вдруг понадобится при работе над делом. Даули знал: Гейбл не только опытный сотрудник, но и человек абсолютно надежный, а потому мог доверить ему тайну. Разумеется, сержант удивиться, услышав, что драгоценный отпечаток пальца можно идентифицировать, и согласился с начальником, что эту зацепку следует проработать. Он сам вызвался понаблюдать за священником, и суперинтендант дал добро.

– Но вам нужен помощник, – заметил Даули. – Не можете же вы следить за ним двадцать четыре часа в сутки. Нельзя предугадать, когда Спейд вдруг что-нибудь выкинет. Если священник действительно в этом замешан, то придется следить и ночью, так что вам лучше взять на себя ночь. А Моулера мы приставим к нему днем. Надеюсь, ему можно доверить задание и он не оплошает. Как мы это организуем?

После долгих обсуждений решили, что Моулер, предварительно договорившись с почтовым отделением, но не сообщая им о том, за кем именно ему предстоит следить, переоденется в форму телефониста и сделает вид, будто проводит ремонтные работы в ста ярдах от дома религиозной общины. Много дней продолжаться это не может, но хотя бы для начала достаточно. Сержанту Гейблу предстояло занять свой пост после наступления темноты в пустующем доме, откуда была видна задняя дверь общины, открывающаяся в сад, из которого можно было незаметно проскользнуть в боковой переулок. Обычно дверь держали запертой, и священники, насколько было известно полиции, никогда ею не пользовались. Но если отец Спейд действительно замешан в каких-то темных делишках, то он пойдет через черный ход, а не главный.

– Признаю, – сказал Даули, – затея эта кажется бессмысленной. Однако в данный момент других просто нет.

Сержант Гейбл отправился готовиться к ночному дежурству, а суперинтендант продолжил разбирать пачки писем из Феррис-Корта.

Тем временем инспектор Лотт добрался до Бирмингема и принялся вторично проверять алиби Карла Веннинга. Идти в «Хребет селедки» смысла не было, поскольку Веннинг вышел из гриль-бара вскоре после восьми, а в десять вечера капитан Стеррон был жив, вернее, точно жив и, возможно, все еще жив без пятнадцати одиннадцать вечера. Его интересовало лишь «театральное» алиби – действительно ли баронет находился там в половине двенадцатого? Кроме того, инспектор хотел узнать, о чем именно он говорил с охранником в среду вечером, минут за десять до того, как сам Лотт пообщался с ним, а также почему сэр Карл вошел через служебный вход в театр часом ранее и чем там занимался.

Инспектор Лотт не был поклонником театрального искусства, и особенно разных там мюзиклов и варьете. У него были смутные представления о том, что творится за кулисами храмов Мельпомены, но воспитывался он в твердом убеждении, что они являются сосредоточением всяческих неприличий и постыдных соблазнов. В неведении своем он полагал, будто все эти непотребства происходят там «между актами» и «по окончании шоу», а за кулисами толпится целый рой прыщеватых молодых людей с безвольными подбородками и огромными букетами цветов, в которых спрятаны записки тайного и непристойного содержания. Понимая, что до поднятия занавеса все сотрудники будут занят прибывающими на спектакль зрителями, Лотт решил воспользоваться этим временем и проверить, кто дежурит у служебного входа. Ему казалось, что там непременно должен кто-то быть. И он оказался прав. И дежурный был очень занят. Мистер Готтс всегда был занят, даже когда сидел в застекленной клетушке и читал вечернюю газету, ковыряя во рту зубочисткой и прихлебывая из кружки какой-то горячий напиток. Девицы из хора, очевидно неспособные явиться раньше чем за минуту до начала спектакля, но тем не менее находившие время поспорить с мистером Готтсом, были просто уверены, что «для них непременно что-то есть». Молодые джентльмены не стремились попасть в зал к самому началу спектакля и толпились группами, обсуждая с Готтсом результаты скачек, условия аренды, девочек, зарплаты и прочее. Сновали посыльные с пакетами, подбегали и требовали расписаться в квитанциях. Помощник режиссера желал знать, куда, черт побери, подевался его заместитель. И когда тот появился и услышал об этих расспросах, то хотел узнать, какого, собственно, черта помощник режиссера ищет его, неужели не помнит, что сам послал его в Лондон к боссу, а потому вернуться раньше, чем придет оттуда поезд, он, помощник помощника режиссера, не мог.

Опасаясь, что охранник может в любой момент покинуть свой пост, Лотт выскочил из служебного входа и, обогнув здание, выбежал на площадь перед театром. Как оказалось, вовремя: мужчина стягивал перчатки и, похоже, собирался заскочить в бар за углом. Лотт обратился к нему в официальной манере – она никогда не подводила, и полицейский получал нужные результаты, говоря с собеседником строгим, холодным и безжалостным тоном.

– Мне нужно переговорить с вами, – произнес инспектор, заметив, что на лице мужчины отразилось легкое беспокойство.

– Идемте со мной, – дружелюбным тоном предложил тот. – Есть тут неподалеку одно тихое местечко.

Они дошли до бара, но выпить Лотт категорически отказался и сразу приступил к делу.

– Прежде всего хотелось бы знать ваше имя, – сказал он, доставая блокнот.

– Эпплинг мое имя, что-нибудь не так?

– Пока ничего.

– Сержант-майор Эпплинг в отставке, из второго участка в Куиннсшире.

– Я и сам был военнослужащим сержантского состава, – признался Лотт. – Был капралом в спецотделе полицейского департамента.

Сержант-майор усмехнулся, но от дальнейших комментариев воздержался, вспомнив о разнице в нынешнем положении между собой и этим самоуверенным типом.

– Итак, Эпплинг, буквально вчера я расспрашивал вас о джентльмене, который находился в театре в субботу вечером. И вы сообщили мне, что видели, как он с другом приехал туда в двадцать пятнадцать и отбыл в одиннадцать тридцать.

– Все верно, – кивнул Эпплинг. – Как сейчас помню.

– Однако почему-то позабыли упомянуть, что общались с ним за десять минут до того, как подошел я и стал расспрашивать о нем, – строго заметил Лотт.