Долгий путь скомороха. Книга 2

22
18
20
22
24
26
28
30

– Что ты такое говоришь, Ратмир?! – возмущённо сверкнула глазами монахиня. – Быть Христовой невестой – большая честь для каждой девицы. Да и не запирает их никто на пожизненное пребывание. Коли найдётся какой добрый человек, так девица может замуж идти. Никто ей в этом препятствовать не станет.

– А-а, ну тогда ладно, – протянул Ратмир. – Что сказала схимница Серафима, когда только узнала о случившейся беде?

– С минуту, наверное, молчала, пока не дошло. А потом вся тут же покраснела лицом, затряслась. Послала сразу за боярином Федоскиным – он как раз приезжал её навестить, да какие-то дела обговорить. Вот тут он, Ратмир, про тебя-то ей и рассказал…Может она за ним и посылала, когда уже в беспамятстве бредила после удара… Это ведь у неё после твоего отказа удар-то приключился, – с укоризной посмотрела она на скомороха.

– Сожалею, но вины своей за этим не чувствую, – негромко ответил Ратмир. – А что говорила она в бреду?

– Да повторяла всё «пошлите за ним, да пошлите за ним…». А за кем – всё не говорила… А вот уж перед самым концом она пришла в себя и сказала мне так: мол «Передай ему, Фроська, что ни в чём я не виновна…» и добавила, что глаза у него материны и что она их сразу признала… Что с тобой, Ратмир?

Скоморох сидел за столом, руками подпирая голову и пряча в ладонях лицо. Только кадык его пару раз нервно дёрнулся.

– Ничего, – глухо произнёс он, не отнимая ладоней от лица. – Сейчас пройдёт.

– Так вот я и говорю, что может это всё она боярину Федоскину хотела передать?.. Только глаза-то его здесь причём? – недоумённо развела она руками.

– Может быть, – как-то устало выдохнул Ратмир и, убрав руки от лица, добавил: – Пожалуй, закончим на сегодня, мать Ефросинья, притомился я что-то.

– Как скажешь, батюшка, – засуетилась келейница Ефросинья, поднимаясь со скамьи. – Когда захочешь – тогда и продолжим. Я, почитай, всё время здесь, при монастыре.

Ратмир, молча, кивнул ей. Лицом он, казалось, постарел, а в потухших глазах его читались боль и досада.

Через некоторое время повозка боярыни Мирославы Кольчуговой выехала из массивных ворот Девичьего монастыря. Мирослава было кинулась с улыбкой к Ратмиру, но встретив его безразличный взгляд, как-то съёжилась, замолчала и сжалась в своём углу повозки.

– Случилось чего, Ратмир? – нарушил тишину старик Никифор, недоумённо глядя на своего собеседника.

– Да, ничего, – отмахнулся тот и, взявшись за ручку дверцы повозки, постучал другой рукой по её крыше. – Эй, останови!

Повозка, проехав ещё сколько-то пути, остановилась.

– Вы езжайте, мне нужно побыть одному. Я схожу к тому озеру, затем вернусь, – не глядя ни на кого, отрывисто бросил он, и, морщась от боли, стал выбираться из повозки, опираясь на посох.

Мирослава было кинулась ему на помощь, но, встретив повторно неприязненный взгляд прищуренных глаз, отшатнулась назад и села на своё место.

Ратмир захлопнул за собой дверцу повозки, стукнул по её углу посохом и крикнул, обращаясь к кучеру: – Трогай!

– Н-но, милая! – причмокнул тот, и повозка, медленно набирая скорость, тронулась с места.

– Что это было, Никифор? – спросила Мирослава, глядя на попутчика пронзительно-встревоженным взглядом.